Убийца с крестом

Голд удобно облокотился на белый письменный стол.

— Я скажу тебе, кто вы, — начал он. — Вы дерьмо. Вы компания великовозрастных бойскаутов. Вы сучьи дети. Вам бы печеньем торговать! Но вы научились так ловко манипулировать общественным мнением, что политики не могут вас игнорировать, они боятся. Боятся сказать, что думают. Что Джерри Кан — жалкий горлопан. Боятся обвинений в антисемитизме. Выступить против Джерри Кана — задеть всех евреев. Вот как вы работаете. А раньше? Провожали старушек с рынка да устраивали марши протеста в защиту советских евреев — все. Но тут подвернулась блестящая возможность, крупно повезло, подыграл Убийца с крестом. О вас заговорили. Мировая известность. Тебя показывают по телевизору. Джерри Кан оправдал надежды своей мамочки. И все благодаря какой-то несчастной кучке трупов. Ведь это трупы евреев и гоев принесли тебе признание. Да ты платить должен этому подонку — Убийце с крестом, он прославил тебя!

— Довольно! — закричал Кан.

— Нет, не довольно! Чем ты отличаешься от отъявленного негодяя Харви Оренцстайна? Он — склизкий кусок дерьма, хорошо, но он политик, а это все равно, что носить на шее табличку: «Я склизкий кусок дерьма». По крайней мере, без обмана. Ты — другое. Ты корчишь из себя героя, притворяешься, что ты выше простых смертных. Лев иудаизма. Но меня провести не удастся. Чего ты добиваешься? Хочешь заседать в Городском совете? Издать книгу? Представлять штат? Подружись с Джессом Аттером, выдвинете кандидатуры от одной партии. Партии Войны и Ненависти. Лозунг: «Убей ближнего!»

— Вон! — загремел Кан, поднимаясь и указывая на дверь.

Дверь со скрипом приоткрылась, кто-то заглянул в комнату. Голд неторопливо закурил. Долго молчал, выпуская клубы дыма, пока не окружил себя белым облаком.

— Кан, я намерен дать тебе шанс, шанс, который бывает раз в жизни. Тебе выпал счастливый номер. Возможность совершить наконец то, к чему ты призываешь. Шанс сохранить жизни евреев. Шанс...

— Бог мой! — протянул Кан, не веря своим ушам. — Ты пришел сюда просить об услуге. Тебе нужна моя помощь. — Он медленно расплывался в улыбке. — Тебе нужна моя помощь. — Он плюхнулся на стул.

— В виде исключения, — продолжал Голд, — ты можешь сделать кое-что полезное, действительно полезное, в борьбе с врагами Израиля.

— Полегче! — Кан недоверчиво ухмылялся. — Эта mitzva не для меня. Я недостоин.

Но Голд одернул его.

— Без шуток, Джерри. Это серьезно, безумно серьезно.

— Так что от меня требуется?

— Не могу сказать. Сперва дай согласие.

Кан пожал плечами.

— И когда я должен выполнить эту божественную миссию?

— Завтра вечером.

— Сожалею. Не выйдет. Вечером в воскресенье на стадионе митинг Братства Джеки Макса. ЕВС обеспечивает охрану.

Голд вспылил, он вскочил и, размахивая руками, забегал по комнате.

— Фальшивка! Дешевая фальшивка. Полное дерьмо, ничтожество. Стопроцентное, высшей пробы дерьмо!

Я даю тебе шанс помочь нам поймать этого сукина сына, а ты, ты способен только обниматься с такими же фальшивками! Где вы откопали эту поганую работенку? У тебя что, до сих пор соглашение с Уильямом Моррисом? Черт возьми, не верится! Киношники, киношники поганые!

Так он расхаживал по комнате, взывая к Всевышнему.

— О Боже, Боже мой! И это здоровый, крепкий еврей! Борец за свободу! Да он просто старая баба! Билетерша! Ему бы фонарик в руки и показывать места в кинозале старым толстозадым «звездам».

— Хорошо.

Голд споткнулся от неожиданности.

— Что? — Он повернулся к Кану. — Что? Что ты сказал?

— Я сказал, ладно. Я согласен. Надо захватить каких-нибудь наци?

— Тебе это здорово понравится, Джерри. Я хочу, чтоб вы напали на церковь.

7.57 вечера

Закат и в этот вечер был великолепен. Небо — дымно-розовое, алое, малиновое, оранжевое — как на картинах импрессионистов.

Долли Мэдисон, проспав весь день, явился в Центр Паркера сияющий и энергичный и сказал Голду и Заморе, что вид у них как у зомби и не мешало бы им отправиться домой и поспать немного. На этот раз даже Голд не воспротивился. Он завез Замору домой, в Восточный Лос-Анджелес. Этот холмистый район был самым оживленным в городе. На тротуарах возились ребятишки. Они смеялись так простодушно и непосредственно, как не умеют смеяться дети англосаксов. Их насквозь пропыленные, вернувшиеся с тяжелой черной работы отцы собирались в группки у ворот, пили пиво и любовались на своих чад. Приятно пахло крепкими чилийскими пряностями и жареным мясом. В свободном уголке мальчишки играли в бейсбол или гоняли футбольный мячик. Смуглые девочки-подростки околачивались около маленьких винных погребков, потягивали пепси, сплетничали и хихикали. Смог не пугал обитателей квартала, они видели кое-что похуже — они видели Мехико.

Голд остановился у дома Заморы. Шон громко храпел, откинувшись на спинку сиденья.

— Приехали. Проснись, Шон.

Замора встряхнулся, осмотрелся кругом. Глаза его прояснились, и он улыбнулся.

— Джек, заходи, пообедаешь с нами. Mi abuela[66] по субботам стряпает menuclo[67].

Голд скорчил гримасу.

— А это съедобно?