Убийца с крестом

— Думаешь? — Бобби вопрошающе посмотрел на взрослых.

Эстер не ответила, Джонсон сказал:

— Там решим, Бобби.

— Это было в здорово!

Мамаша Фиббс взяла сияющего внука за руку.

— Пойдем, малыш, — мягко сказала она и увела мальчика из кухни.

— Не забудь! — крикнул Бобби из коридора.

— Обещаю.

Несколько минут они сидели молча, наблюдая, как кошка подлизывает остатки печенки. Из гостиной доносилось печальное бормотание. В конце концов Кларк прямо взглянул на Эстер.

— Надеюсь, ты ничего против меня не имеешь. Она ничего не сказала.

— Я был на кладбище. Но я не хочу навязываться. Если тебе неприятно меня видеть...

Эстер взглянула на него, но опять ничего не сказала.

— Мне, право, жаль твоего мужа. Я хочу, чтоб ты знала. У меня сердце за тебя изболелось.

Молчание.

— Ради Бога, Эстер, говори со мной. Вели мне уйти. Вели остаться. Только скажи что-нибудь. Говори со мной.

Эстер поднялась, достала с сушилки две чистые чашки.

— Кофе? — спросила она, снимая с плиты чайник.

— Спасибо. — Он улыбнулся.

Она разлила кофе, села, схватила сигарету.

— Ты слишком много куришь.

Эстер покачала головой, зажгла спичку.

— Не сегодня же бросать.

— Верно. — Он торопливо отхлебнул кофе.

Кошка приподнялась на задние лапки, начала умываться. Эстер сняла ее со стола, бережно опустила на пол. Киска недовольно замяукала. Эстер вдруг нахмурилась.

— Чего ты здесь торчишь?

— Я не понимаю...

— Чего ты вынюхиваешь? Ты уже получил что хотел? Почему ты не оставишь меня в покое? Оставь меня одну с моим горем! — Она беззвучно заплакала! — Спи с женой следующего своего подопечного, найди другое развлечение. Чего ты приперся сюда?

Она положила голову на стол. Плечи ее вздрагивали. Джонсон потянулся было к ней, но отдернул руку. Кошка, вспрыгнув на стол, льнула к хозяйке. Эстер поплакала, подняла голову, вытерла глаза. Достала новую сигарету.

— Ты слишком много куришь. — Кларк взял у нее пачку «Салема».

Эстер долго не смотрела на него.

— Я ведь сказала, — наконец выговорила она, отбирая у него сигареты, — сегодня неподходящий день. Дай даме огоньку, будь так добр.

Он нашел коробок, чиркнул спичкой, поднес к сигарете. Она затянулась, выдохнула дым в потолок. Потом отложила сигарету.

— Я приготовлю еще кофе.

7.00 вечера

Гершель Гусман лежал в «Хедер-Синай» в 415-й палате, отдельной, угловой комнате в конце длинного коридора, прямо напротив поста сиделки.

Сиделка — худощавая, холодноватая блондинка с заметным скандинавским акцентом — преградила им путь.

— Курить запрещено, сэр, — проворчала она, уставившись на сигару Голда так, будто это не сигара, а кал, сданный на анализ. — Только в комнате ожидания.

Голд хотел спорить, но Замора подарил девушке самую редфордскую из своих улыбок. Она оттаяла, захлопала ресницами, захихикала и отошла. Замора проводил глазами ее крепкий, обтянутый белой формой задок.

— Брось эту дрянь и заходи, — шепнул он Голду. — А я пощупаю сестричек. Как Ньюмэн в «Форт Апаш».

В прохладной комнате стоял полумрак. Гершель лежал в постели с кислородной маской на лице. Рядом сидела его жена, Рут. Вокруг собралось несколько человек. Голд узнал Джеки Макса. Остальные были из его свиты. Пара писателей-юмористов, какие-то пешки-лизоблюды и грудастая деваха, якобы секретарша.

— Джек, — Рут встала, — спасибо, что навестил.

— Ну что ты. Как он? Как ты, Гершель?

Гершель поднял трясущийся большой палец и подмигнул Голду. Лицо у него было известково-бледное, и Голду показалось, что он успел похудеть килограммов на десять. А ведь не виделись они пять-шесть дней, не больше.

— Все чудесно, — ответила Рут за мужа. — Сегодня утром его перевели из реанимации. Все просто поражены, так быстро он поправляется. Доктор Синх говорит, это потому, что сложение у Гершеля как у индийского буйвола.

— Доктор Синх? — перебил Джеки. — Доктор Синх? Что это за еврей с фамилией Синх?

— Он индиец.

— Индиец? — Джеки прикинулся возмущенным. Его подхалимы с готовностью захихикали. — Настоящий индиец? Йог? Так он не еврей?

— Босс, — один из подхалимов захлебнулся от смеха, на лету подхватывая шутку нанимателя, — если его зовут Синх, значит, он сикх.

— Сикх? Из тех типов в чалмах, которых показывают во всех дрянных киношках? Из тех, что щеголяют в грязном белье? Из тех типов? Заклинатель змей? Вот это доктор! И это в самой большой в мире еврейской больнице, с самыми дорогими еврейскими врачами — тебя, еврея Гершеля, лечит какой-то торговец коврами?

Теперь хохотали все, даже Голд улыбался. Гершель под своими простынями вздрагивал от смеха.

— Джеки! — строго одернула Рут. — У Гершеля трубки выскочат.

Макс возвел очи к небу.

— Господь не допустит этого. Он не позволит им выскочить.

Новый взрыв смеха.

— Джеки! Пожалуйста! — взмолилась Рут.

Джеки Макс повернулся к Голду, протянул руку.

— Привет. Я Джеки Макс, — сказал он с напускной скромностью, прекрасно понимая, что Голд узнал его.

— Я Джек Голд.