— Ну, постарайся прийти, папочка! Хоуи говорил, что ему, наверное, придется пойти на встречу с клиентом, так что мы с Джошуа будет одни-одинешеньки.
Полицейский инстинкт Голда сработал автоматически — что-то было не так. Голд был в полном замешательстве: ему никогда не приходилось проверять этот инстинкт на своей семье. На Анжелике — да, но только не внутри семьи.
— У Хоуи деловая встреча в воскресенье? Что-то это не похоже на нашего мистера Джона Макэнроу[42]
, на нашего мистера Шесть Сетов По Воскресеньям! Кого же ему так приспичило видеть в воскресенье?— Да я не знаю. Каких-то юристов, наверное. Он что-то говорил насчет встречи с какими-то юристами.
— По какому поводу?
— Что? — В глазах Уэнди мелькнула тень беспокойства.
— Встреча будет по какому поводу, зайка?
— Ой, папа, у меня нет ни малейшего понятия.
— А где, собственно говоря, Хоуи сейчас? Что-то я его нигде не видел.
— Он говорил, что после службы в
— Да неужели?
— О да, сегодня утром он меня аж три раза спрашивал, придешь ли ты сюда. Он правда тебя любит, папочка.
«Ага!» — подумал Голд.
— А ты не знаешь, зачем это я ему нужен?
— Да мне кажется, никаких особенных дел у него к тебе нет. — Тут ей что-то пришло в голову, и она рассмеялась. — Может, он хочет научить тебя играть в теннис?
Голд выдавил из себя смешок, но глаза его были холодны.
— Как же все-таки замечательно, что ты пришел сегодня. — Уэнди прижалась к нему теснее. Они продолжали кружиться под музыку. По шумному, набитому публикой залу шныряли фотографы, пытаясь поймать «откровенные» кадры: стариков с молоденькими девочками, отцов с дочерьми, матерей с сыновьями. В противоположном конце зала официанты — под «охи» и «ахи» гостей — открыли длинную буфетную стойку. Фотографы поспешили запечатлеть нарезанную печень в формочках и маринованную сельдь. Все выстроились в очередь и принялись нагружать свои тарелки горами разных салатов, свежих фруктов, креветочных коктейлей, грудинками цыплят «тернияки» на деревянных шомполах, рисом и салатом из раков «ньюбург». Взмыленный шеф-повар нарезал толстыми, сочными ломтями первоклассное жаркое и сдабривал его соусом и хреном.
Ансамбль закончил свое попурри постепенным замедлением ритма и вычурно угасающим дуэтом барабана и саксофона-тенора. Несколько пар зааплодировали. Голд взял Уэнди под руку и повел к бару. Чарли Виганд приветствовал их широкой улыбкой.
— Сдается мне, что у нас тут стихийное бедствие, Уэн! — мощно пробасил он.
Уэнди забрала у Чарли мальчика и пощупала у него попку:
— Да, дядя Чарли, действительно бедствие, причем крупномасштабное.
— Не вызвать ли нам пожарных?
Уэнди рассмеялась этой избитой шутке Чарли, которую помнила с детства.
— Не стоит, дядя Чарли, я думаю, что сама справлюсь.
Закинув младенца на плечо, она отыскала взглядом коляску на другом конце зала — там лежала упаковка памперсов.
— Пап, я хотела бы танцевать с тобой еще дюжину танцев, и это как минимум. Но в эту минуту самый главный мужчина в моей жизни — Джошуа.
— Эй, а как же я? — жалобно проскулил Чарли. — Неужели со мной ни разочка не станцуешь?
— Как только вернусь. Как только вернусь! — Она пошла в обход танцующей толпы. — Пап, скажешь Хоуи, куда я пошла, ладно? — крикнула она, обернувшись.
— Девчонка у тебя замечательная! — сказал Чарли.
Голд кивнул.
— Да, Чарли. Хоть что-то в этой жизни у меня получилось на славу!
Чарли искоса взглянул на него, поставил свой стакан на стойку.
— Мне кажется, что Джошуа высказал правильную мысль. Надо бы мне кое-куда прогуляться. — Он указал на свой стакан. — Если кто-нибудь прикоснется к моему виски, арестуй его!
Когда Чарли ушел, Голд повернулся к толпе спиной и оперся локтями на стойку. Подошел бармен.
— Не желаете ли еще порцию, сэр?
— Конечно, почему бы и нет?
Бармен был высокий паре ль с широкой грудью и темной кожей. На голове у него произрастали целые джунгли распушенных кудрей. Нос был широкий, сломанный.
— Странно, на еврея ты что-то не похож.
Бармен осклабился, обнажив белоснежные зубы.
— Гаваец, что ли? — осведомился Голд.
— Самоанец. — Бармен протер свою короткую стойку.
— Из вас получаются хорошие футболисты.
Бармен скрестил руки на могучей груди.
— А из вас — хорошие юристы.
Голд отхлебнул виски.
— Прополощи рот мылом, сынок!
Бармен коротко хохотнул и уставился в некую точку чуть в стороне от правого плеча Голда. Обернувшись, Голд столкнулся взглядом со своей бывшей женой — та злорадно ухмылялась.
— Джек! Как замечательно с твоей стороны, что ты пришел. Мне очень приятно видеть тебя.
Внезапно Голд почувствовал себя мальчишкой, застигнутым за мастурбацией. Возникло паническое желание проверить, застегнута ли ширинка. Он вдруг осознал, что Эвелин — единственный человек на свете, которого он боится.
— Эвелин, ты прекрасно выглядишь!