Убийца с крестом

Малыш Бобби, вскочил и помчался наверх, прыгая через три ступеньки.

— Осторожней.

Когда Бобби ушел, Эстер убавила в телевизоре звук, пододвинула кресло к кофейному столику и открыла «Лос-Анджелес таймс». Положила яичные желтки на овсянку, размешала, добавила соли и черного перца.

Малыш Бобби с топотом сбежал по ступенькам. Уселся, скрестив ноги, перед кофейным столиком и схватил бисквит.

— А руки ты утром мыл, малыш?

Бобби замер, поднеся бисквит ко рту. Секунду раздумывал, потом ответил:

— Ага.

— Что это значит?

Малыш Бобби перевел взгляд на бисквит, затем — снова на мать.

— Как положено говорить? — спросила Эстер.

— Да.

— Да, а дальше?

— Да, мэм.

— Ну, вот так-то лучше. А теперь принимайся за завтрак.

Малыш Бобби откусил большой кусок.

— Но, мам, в школе у нас уже никто не говорит «да, мэм», и «нет, мэм».

— А мне плевать на этих «никто». Меня интересуешь исключительно ты.

Малыш глотнул молока — слишком уж горячее. На верхней губе остались белые усики.

— Мисс Абраме говорит, что все эти «да, мэм» и «нет, мэм» придумали рабовладельцы, чтоб держать черных у себя в подчинении. Она называет это, — задумчиво жуя, продолжал Бобби, — называет это языком неравенства.

Эстер проглотила кусочек бекона и запила кофе. Потом посмотрела на сына.

— Что ж, детка, у этой мисс Абраме полно всяких дипломов из колледжей, и она, должно быть, очень умна, и все такое прочее. Однако эти ее разговоры напоминают мне болтовню белых, которые озабочены тем, что они белые. Чувство вины и все такое... Можешь сказать своей мисс Абраме, что хорошим манерам меня обучала моя тетушка, мисс Розали Гиббонс, а уж ее-то ни в коем случае нельзя было причислить к рабовладельцам. Она была черной, как сапог, эта самая тетушка Розали, и вовсе не испытывала при этом комплекса неполноценности. И еще она говорила, что хорошие манеры — самая дешевая вещь в мире. Они ведь не стоят тебе ни цента. И в то же время это самая дорогая на свете вещь, не считая, конечно, Иисуса. Тетушка Розали очень чтила Иисуса.

Эстер подцепила вилкой овсянку с яйцом.

— У тетушки Розали наверняка бы случился сердечный приступ, услышь она, как говорят со взрослыми калифорнийские детишки. Все эти «ага», «не-а» и «угу». Так что передай своей мисс Абраме, что, пока ты мне сын, ты будешь обращаться ко взрослым с должным уважением. Это будет лучшей памятью моей замечательной тетушке Розали.

— Но, мама, я ведь даже не знал эту тетушку Розали!

— Конечно нет, детка. Она умерла до того, как ты родился.

— Тогда почему...

— Послушай, малыш, давай договоримся так. Вот станешь взрослым, как я, тогда и перестанешь говорить «мэм» и «сэр». Договорились?

Малыш Бобби подозрительно покосился на мать.

— Хочешь меня надуть?

— С чего ты взял? — улыбнулась Эстер.

— Но ведь когда мне будет столько же лет, сколько теперь тебе, ты все равно будешь старше.

— А ты хитрец, Бобби! Всегда умеешь выкрутиться. Давай ешь!

Какое-то время они ели молча. Малыш Бобби краем глаза косился на экран. Потом налил сиропа на тарелку и обмакнул в него бисквит. Покончив с едой, Эстер закурила сигарету. Уютно свернулась в кресле, подобрав под себя длинные стройные ноги, и, перелистывая «Таймс», просматривала объявления. Она искала объявление о продаже подержанного грузовичка.

— Мам!

— А? — рассеянно откликнулась она.

— Что такое синагога?

— Что?

— Что такое синагога?

Эстер оторвала взгляд от газеты.

— Ну, видишь ли, детка, — медленно начала она, — это что-то вроде церкви. Церкви для евреев.

— А за что люди не любят синагоги?

Эстер глубоко затянулась.

— Почему ты спрашиваешь, детка?

— В передаче «Подробности жизни в Лос-Анджелесе» говорили, что люди ос... ос... оскверняли синагоги. — Бобби показал вымазанным в сиропе пальчиком на экран. Эстер проследила за его взглядом. Двое белых мужчин сидели в ультрасовременных креслах за столом замысловатой конфигурации и яростно о чем-то спорили. На одном из них была ермолка.

Улыбка Эстер светилась неподдельной гордостью. Но произнесла она с притворной укоризной:

— Нет чтобы, как все нормальные дети, смотреть мультфильмы:

Малыш Бобби улыбнулся в ответ.

— Но, мама, каждый человек знает, что мультфильмы показывают в субботу утром.

— Вот хитрюга, опять выкрутился! — рассмеялась Эстер. Затем снова опустила глаза к газете, но малыш Бобби был не из тех, кто так просто сдается.

— Ну, мама же!..

— Ну, ладно, ладно. — Эстер аккуратно сложила газету и опустила ее на колени. Прикурила еще одну сигарету от окурка старой.

— Почему они оскверняют синагоги? — снова спросил мальчик.

— А ты знаешь, что такое «осквернять», малыш?

Маленький Бобби смотрел на нее, часто моргая, всем своим видом выражая растерянность.

— Я... думаю, что да, — пробормотал он.

Сердце Эстер Фиббс буквально разрывалось от любви и гордости за то, что она произвела на свет такое существо. Никогда прежде не доводилось ей сталкиваться с таким любопытством, такой неуемной жаждой знаний. Она любовалась сыном. И это — часть ее самой, плоть от плоти.

— Осквернять — это значит ранить, портить. Разрушать что-то. Совершать акт вандализма.