Убийца с реки Дженеси. История маньяка Артура Шоукросса

Я вышла замуж, когда мне было почти восемнадцать. В горах не было работы, поэтому мы с мужем поступили по примеру многих из округа Клей: приехали сюда, в Рочестер. «Кодак», «Хики-Фримен», «Бауш-энд-Ломб» – на этих заводах нас не ждали, потому что мы не были квалифицированными работниками, поэтому нанимались мы на небольшие фермы. Работали старательно, но потом собрали вещи и уехали назад, потому что сильно скучали по Западной Вирджинии – как и любой бы на нашем месте. Жизнь была тяжелая, куда ни глянь, и мой муж ничуть ее не облегчал. Скажу прямо: я жила с этим мужчиной с тысяча девятьсот сорок девятого по семьдесят четвертый, и все, что он мне когда-либо давал – это секс. Я не знала любви, не знала сострадания. Однажды он ударил меня по лицу, и мне стало так тяжело, что я выпила бутылку скипидара, но от этого меня только стошнило.

Он обвинил меня в том, что я развлекаюсь с другим, в том и в сем, выставил меня ниже змеиного брюха. Я сказала, что раз уж ты так говоришь, то я сыграю в эту игру, и я загуляла и родила ребенка от другого. Когда мой муж узнал, что наш новорожденный сын не его, мы развелись.

Я вернулась сюда, в Рочестер, чтобы поддерживать детей. Иногда мы голодали, но я всегда отказывалась от пособия. Я была экономкой в колледже Брокпорта, работала в «Бургер-Кинг» напротив продуктового рынка, в домах престарелых поваром и помощницей повара. Пыталась наняться в «Бронья продьюс», но у них в штате и так было уже достаточно Нилов. Я бралась за случайную работу – убирала в офисах. Скажу откровенно, тяжелая работа меня не беспокоит. Всю свою жизнь я приглядывала за другими.

Когда я впервые увидела Арта, меня словно током ударило. Это случилось сразу после Рождества 1987 года, когда я заехала за своей дочерью Лореттой. Он резал морковь, капусту и все такое прочее. Я бросила на него один взгляд, и волосы у меня на затылке встали дыбом. Он не был похож ни на кого из тех, кого я когда-либо знала. У него были самые черные волосы на свете, и я подумала, что он итальянец. Я бы не назвала его красивым, но что-то в нем было такое.

Он работал на аппарате для резки мяса с острыми как бритва ножами, и один из парней начал дурачиться. Арт сказал ему: «Эй, послушай меня! Сейчас не время валять дурака! Я здесь руку могу потерять».

Женщинам нравятся мужчины, которые говорят напрямик, мужчины есть мужчины. Я подумала про себя, что так или иначе увижусь с этим парнем. Я поговорила с Лореттой, и она пригласила его к нам домой. Почему? Потому что я попросила ее об этом!

Несколько вечеров спустя он появился. Мы сидим в моей гостиной, он, мои дети и я, и он смотрит на меня, а я смотрю на него…

Мне так жаль. Я не могу говорить о нем без слез… Мы смотрим друг на друга, просто пялимся. У него такая манера, что он подмигивает не одним глазом, а обоими, и когда делал это, меня аж потряхивало. И я стала приставать к нему, тыкать в него пальцем, просто дотрагиваться, потому что ничего не могла с собой поделать. Через какое-то время мы пошли на кухню, и я его поцеловала. Но и ничего больше. На следующий день я снова увидела его в «Бронья» и отвезла домой, на Александер-стрит. Прежде чем я его высадила, мы назначили свидание на пару вечеров позже. Мы поехали к моей дочери Линде в Брокпорт, затем к моему сыну Рексу – посмотреть телевизор. Мы вернулись домой около полуночи, и я снова поцеловала его, но не более того.

Он умел делать так, что ты проникаешься к нему нежностью. Я не знала подробностей о его тюремных неприятностях, но просто чувствовала, что, когда придет время, в его объятиях будет очень уютно. Он был такой милый и аккуратный.

8.

Супруга Шоукросса, Роуз Мари Уолли, уже имела дело с другой женщиной в его жизни. Арт не видел свою мать семнадцать лет, но, по мнению Роуз, с таким же успехом она могла бы жить у них в гостиной.

Он любил свою мать и всегда говорил ей об этом по телефону, но утверждал, что никогда не мог ей угодить, и изо всех сил старался не обижаться на все, что она говорила. Он признавался, что ему все еще было больно из-за того, что она не навещала его в тюрьме, и постоянно вспоминал это ее оскорбление, как будто трогал больной заусенец.

Арт почти ничего не говорил о своем отце, но Роуз видела, как сильно он тоскует по матери. Они договаривались о визите, но это никогда не случалось. Однажды вечером, после долгого телефонного разговора, он швырнул трубку и начал бормотать:

– Мама… она сказала… лучше бы я умер. Что мне не стоило рождаться.

Он вышел в ванную и захлопнул дверь.

– Арт, – позвала Роуз, – что я могу для тебя сделать?

– Просто уйди. Оставь меня в покое. – Она услышала рыдания.

Через некоторое время он объяснил, что мать разозлилась на него, когда он сказал, что собирается посетить Шоукросс-Корнерс, приехать на автобусе. Мать велела ему держаться подальше – на севере штата Нью-Йорк его никто не желает видеть.