Когда он, наконец, сказал несколько слов, я выслушала его со всем вниманием. Мы катались на моем маленьком синем «Додж Омни», и он рассказал, что слышал голоса, когда был ребенком. Он уходил в лес один, потому что другие не хотели с ним играть, и слышал, как дети разговаривают с ним, а когда оглядывался по сторонам, никого не было. Он положил голову мне на плечо и плакал. Сказал, что никогда не понимал себя и только жалел, что так и не понял. Сказал, что совершил несколько ужасных поступков в своей жизни. У него был сын, который упал с мотодельтаплана и погиб под колесами машины, когда ему было три года, – бедный малыш. Сам Арт всегда был изгоем. В семье на первом месте всегда были две его сестры и брат.
Он сказал мне, что его мама была беременна, когда вышла замуж за его отца. Он даже вышел из себя, когда говорил это, и стал похож на петуха с взъерошенными перьями. Когда он успокоился, то сказал, что его мать заставили выйти замуж, и она всегда вымещала злость на нем. Сказал, что отец не обращал на него внимания, а мать, когда сердилась, запирала его в шкафу на весь день. Он показал мне шишку на затылке в том месте, куда она его ударила. Но прикоснуться, даже просто потереть, не позволил, потому что там все еще болело.
Я так скажу, он
– Моя мама не хочет меня навещать и каждый раз, когда я посылаю ей подарок, говорит, что это мусор. Как бы ты себя чувствовала, если бы тебе так говорила твоя мать?
По его словам, каждый раз, когда он звонил домой, его мать говорила с ним так, словно он ей ненавистен. Он швырял телефон на пол и колотил по стенам так, что едва не ломал себе руки. Пару раз я видела на них кровь. Он забинтовывал руки и приезжал сюда на велосипеде или звонил, чтобы я заехала за ним на своей машине, потому что его сильно трясло, и он рыдал. Много раз по ночам я плакала вместе с ним.
Как-то он сказал:
– Знаешь, почему твои дети так добры к тебе? Потому что они знают, где ты находишься, и знают, что могут увидеть тебя в любое время.
Он сказал, что мама больше не хочет его видеть, и отец тоже. Он просто сидел и говорил об этом, качая головой, пока я не попыталась сменить тему. Что бы мы ни делали, он всегда думал о своей маме. А если не о маме, то о том, что видел во Вьетнаме.
Мы были в патруле и вышли из джунглей на берег реки. Я шел слева. У меня был автомат, а у одного из наших только М-16. В реке были две девушки, голые по пояс. То ли купались, то ли еще что. И тот парень забрел в воду и начал с ними разговаривать. Одна девушка сунула руку под воду, вытащила длинный нож с изогнутым лезвием, воткнула ему в пах и вспорола живот. Я сразу выстрелил и попал ей в бедро, а другой вот сюда.
Дороти «Дотси» Блэкберн, проститутка и кокаиновая наркоманка, а также мать шестимесячного мальчика и двоих детей постарше, пообедала со своей сестрой в ресторане «Ронкон гриль» на Лайелл-авеню, затем оставила ребенка подруге и отправилась на улицу со своим чернокожим сутенером и сожителем, отцом ребенка. Был поздний вечер 15 марта 1988 года, и пара еще не обналичила свои социальные чеки. Они купили в кредит три упаковки пива по шесть штук и набрали крэка на двадцать долларов под обещание Дотси заплатить после того, как та обслужит нескольких клиентов. Вскоре они словили кайф, и у Дотси, как обычно, прошла нервная дрожь. Как вспоминал позже ее бойфренд, все было отлично. Так было всегда, когда они были под кайфом. В этом и заключалась их главная цель в жизни.
Дотси была хрупкой женщиной двадцати семи лет, со стройной фигурой, карими глазами и длинными каштановыми волосами. Она выглядела миниатюрной и изящной, но ей приходилось иметь дело с самыми разными мужчинами и выпутываться из неприятных ситуаций. Она была осторожна и ориентировалась на улице, даже когда была под кайфом. Как и большинство проституток Рочестера, она работала в прибрежном районе между Лейк– и Лайелл-авеню, который славился оскорбляющими глаз магазинами, барами, книжными магазинами для взрослых и другими свидетельствами городского упадка.