Останки Анны Штеффен – россыпь и прядь каштановых волос – были захоронены на семейном участке недалеко от Неаполя, штат Нью-Йорк, рядом с могилой ее парализованной сестры Тины Луизы, за которой Анна ухаживала и которую любила до самой смерти.
Я связался с женщиной, которая живет на Клинтон-стрит, и она постоянно давила на меня, понимаете? Хотела, чтобы и я там жил. Я сказал, что живу с Роуз, и признался, что условно-досрочно освобожден. Сказал ей, что должен делать то, что говорит надзирающий офицер, то есть жить здесь. Пару раз, когда я возвращался домой с работы, она сталкивала меня с дороги своей машиной. Это было на спуске с холма Маунт-Хоуп, рядом с кладбищем. Она столкнула меня с дороги, и я перелетел через живую изгородь, из-за чего поломал велосипед…
Всю ту зиму, 88-й и 89-й, меня прямо мутило от тоски по Арту. Время от времени он звонил и спрашивал, как у меня дела, но так и не появился. Потом, уже весной, позвонил однажды вечером. На земле еще снег лежал. Арт спросил, как у меня дела, и я просто взяла быка за хвост и спрашиваю:
– Когда я смогу тебя увидеть?
Каждый раз, когда я говорила что-то подобное, он только отмахивался, а тут вдруг говорит:
– Ну, утром я иду на рыбалку.
– Да? – говорю я. – И куда же?
Он сказал, что будет возле оттока у Шарлотта, недалеко от того места, где река Дженеси впадает в озеро Онтарио, в нескольких километрах к северу от города. Придя с работы, я поехала туда на своем маленьком «Додж Омни». Было очень холодно, везде лежал лед, но отток был теплый, и из озера шел окунь. Я дважды проехала мимо и не узнала Арта из-за того, как он был одет – на нем были большой старый комбинезон, болотные сапоги, тяжелая куртка. Он узнал мою машину и направился к дороге.
Я вышла и сказала:
– Не хочешь спрятаться?
– Да, здесь холодно. Ты прогрела машину?
– Конечно.
– Я бы забрался и немного погрелся.
– Залезай. Ты знаешь куда.
Он убрал свои рыболовные снасти, и мы оба забрались внутрь. Мы сидели там и говорили, говорили и
После этого дня мы виделись по четыре-пять раз в неделю. Ходили ужинать в «Пондерозу» на Ридж-роуд по крайней мере раз в неделю. Я так волновалась, что не могла есть. Он как-то сказал:
– Боже, я приглашаю тебя на хороший ужин, а ты ешь, как мышка.
Я рассказала ему, как страдала все эти месяцы из-за того, что не видела его, и он сказал:
– Не хочу это слышать. Ни слова больше. То было вчера, а это сегодня.
Он сказал, что не хочет заниматься любовью с Роуз теперь, когда у него есть я. Мы проезжали мимо симпатичной девушки, и он говорил, что у него есть все, что нужно, и оно рядом с ним в машине. Он любит меня, а не Роуз, и любовь его глубока. Она часто говорила, что любит его, а он говорил, что не может справиться с этим давлением.
– Прекрати так говорить! – кричал он.
Настоящий мужчина не любит громких слов.
Он работал по ночам, а Роуз – днем, так что наладить свою сексуальную жизнь им было нелегко. Ей нравилось забираться на него верхом – «кататься на пони». Если он приходил домой с работы пораньше и пытался заснуть, она набрасывалась на него и просто скакала, скакала, скакала. И он терпеть не мог, когда его будили. Обычно он говорил ей: «Дай мне поспать. Вот проснусь, и мы этим займемся». Но она не хотела ждать так долго. Он злился на нее, и когда приходил ко мне домой, мне приходилось его успокаивать.
Арт всегда ездил на моем маленьком «Омни». Когда у меня заканчивались деньги, он ехал на заправку и заливал полный бак. Он называл «Омни» нашей машиной. Мой приемник был постоянно настроен на 92 FM, волну кантри и вестерн, а Арт предпочитал тихую, «оркестровую музыку», как он ее называл, поэтому я сказала ему так:
– Когда садишься за руль, включай что угодно, любую станцию.
Но он не спешил переключаться и с удовольствием слушал мою. Арт часто говорил о деньгах, где бы их раздобыть и как бы выиграть в лотерею. На 92 FM устраивали такой розыгрыш: ведущий называл цифры, и, если они совпадали с номером на вашей купюре, вы выигрывали пять тысяч. Арт постоянно носил с собой в бумажнике пачку долларовых купюр, и всякий раз, когда они называли выигрышный номер, он останавливался и проверял. Иногда я помогала ему. Черт возьми, с пятью тысячами мы могли бы навсегда уехать в Западную Вирджинию.