Я обнаружил много других материалов по синдрому XYY, а также некоторые другие ссылки, которые были застрахованы отказами от ответственности и сомнениями. Недоброжелатели ссылались на «ген преступности» и вели себя так, как будто сама эта идея представляла угрозу для общества. В 1963 году детский психиатр по имени Стэнли Уолцер и профессор педиатрии по имени Парк Джеральд, оба из Гарварда, разработали недорогую двухклеточную методику кариотипирования и начали проводить хромосомные тесты на случайно выбранной группе бостонских младенцев. Уолцер заручился поддержкой Центра изучения преступности и правонарушений и начал последовательно обследовать новорожденных мальчиков в Бостонской женской больнице. Аналогичное исследование в Мэриленде было остановлено судебным иском, но Уолзер продолжал работать. Сопротивление перешло в истерическую фазу: скрининг на синдром XYY назвали «расистским», «политическим», «несправедливым»; ведущим к превентивному задержанию, эксплуатации и манипулированию генетически неполноценными людьми и, наконец, к социальному контролю, коммунизму и т. д. Противники таких экспериментов создали организацию под названием «Наука для народа» для давления на власти. Насколько я мог судить, на этом теоретические исследования синдрома «47, XYY» и закончились. Примерно так же несколькими годами ранее уперлось в кирпичную стену изучение криптопиррола.
Судебный процесс в Рочестере уже вовсю шел, и однажды я прочитал, что главный свидетель обвинения против Шоукросса, судебный психиатр Парк Дитц, дал показания о том, что синдром «47, XYY» не имеет отношения к этому делу. Доктор Дороти Отноу Льюис из Нью-Йоркского университета и Йельского университета, единственный свидетель защиты, похоже, не возражала.
Новости были удручающими. Я подумал: «Какого черта, они провели свое собственное исследование? Или просто основывают свои заявления на старых сведениях?» Мне было трудно представить, что психиатр, изучавший Теда Банди, и всемирно известный бихевиорист, такой как Парк Дитц, могли прийти к сходным выводам о синдроме XYY с противоположных сторон. Или все-таки это то самое змеиное масло? Я напомнил себе, что не должен поддаваться их влиянию, но это было нелегко.
По настоянию Рона Валентайна я начал изучать юридические аспекты синдрома, но доступные материалы были скудными. Мне потребовались месяцы, чтобы узнать, что в 1968 году, через три года после того, как Патриция Джейкобс сообщила подробности исследования в шотландской тюрьме, аномалия XYY впервые всплыла в качестве юридической защиты. Некий француз был обвинен в убийстве шестидесятипятилетней проститутки и утверждал, что на его преступное поведение повлияла лишняя Y-хромосома. Комиссия психиатров признала его вменяемым, но французские присяжные приняли во внимание генетический дефект и смягчили наказание.
Первому американцу, прибегнувшему к подобной защите, двадцатишестилетнему убийце из Нью-Йорка, повезло меньше. Его адвокаты представили доказательства связи между синдромом XYY и насилием, но прокурор утверждал, что подсудимый убил человека в состоянии алкогольного опьянения и, в любом случае, расстройство не могло обязательно спровоцировать преступное поведение. Его признали виновным и приговорили к двадцати пяти годам заключения.
Дело в Нью-Йорке укрепило меня в убеждении, что независимо от того, насколько слабоумным мог быть Шоукросс, генетически или иным образом, у него не могло быть психиатрической защиты в соответствии с нашим законодательством. Однако этот бульдог Рон Валентайн не был готов сдаваться, и я тоже. На следующий день я снова пустился в погоню – и на следующий день, и так еще полгода после этого.
Однажды ночью, лежа в постели и мучаясь бессонницей, я сказал себе: «Кем, черт побери, ты себя возомнил? Ты не эндокринолог, не генетик, цитолог, биохимик или ортомолекулярный врач. Ты – клинический психиатр из города Хоноай-Фоллс, штат Нью-Йорк. Какого черта ты копаешься в других специализациях?» Потом я вспомнил британского альпиниста, которого спросили, не показуха ли это – всю жизнь лазить по горам. Он ответил, что если бы кто-то обвинил его в том, что он ест оливки ради показухи, его ответом было бы просто продолжать есть оливки. Я видел смысл в таком взгляде на жизнь.