Убийца сновидений

Появились лодки. На них были люди в слишком ярких, на вкус Счастливчика, одеждах и широкополых шляпах. До его слуха донеслись звуки аккордеона. Вот и знамение. Он вспомнил про ежегодную ярмарку, что обычно проходила в этих числах на противоположном берегу озера. Вспомнил он и про цыгана-торговца из передвижной лавки, который кое-что ему обещал. Невзирая на степень доверия, точнее, недоверия, Счастливчик до сих пор всегда получал обещанное, иначе не звался бы так и не оправдывал прозвища. Поэтому он не сомневался, что цыган не только узнает его год спустя, но и приберег для него обещанную штуковину. Назначенная цена была заоблачной, но, если легенда не врет, оно того стоит.

Кстати, любопытным типом показался ему этот торгаш, и любопытство Счастливчика пока не удовлетворено. Как же его звали? Кажется, Маркиян. Да, так и есть. Не самое распространенное имя, поэтому напрочь забыть трудно. То, как по версии цыгана называлась сама штуковина, для Счастливчика не имело особого значения. Убийца, мать их, сновидений! До смешного претенциозно. Счастливчик не нуждался в такого рода лекарствах, да и ни в каких лекарствах вообще. Здоровый и крепкий сон без всяких блужданий в собственном психподвале — одна из главнейших привилегий настоящих избранников судьбы.

Он подождал до вечера, но ничего не случилось. Прогулялся по лесу, вкусно поужинал, послушал музыку, почитал книгу. Скука смертная. Как он и предполагал, ни пистолет, ни колода не сработали. Судьба не пожелала играть против Счастливчика, несмотря на то, что он сам вручил ей пару джокеров. Но так даже интереснее — теперь он, конечно, предпочел бы действовать по собственному плану, чем обнаружить под конец, что все-таки существует чужой, посторонний план, а он — всего лишь одна из фигур на доске.

Когда начало темнеть, он отправился на ярмарку.

Фаза 2/7

Карлик добрел до небольшой бухты. На возвышенности стоял дом, погруженный в темноту. Лодочный причал выступал на несколько метров от берега. Перевернутая лодка лежала на песчаном пляже. Тузик ощутил уют этого места. Слегка притомившись от ходьбы и угнетенный проблемами, он уселся на песок, привалился к корпусу лодки, откинул голову и стал смотреть в звездное небо.

Симфония сфер, неслышная ухом, тотчас сотрясла его уродливое тельце. Вибрация была столь мощной, что карлик испытал нечто вроде экстаза. Это переживание не принесло освобождения или хотя бы радости, зато многое прояснило. Будто близорукое внутреннее зрение вдруг сделалось нормальным и вместо расплывчатых пятен возникла четкая картина. И тем сильнее поражала человеческая слепота. «Что же вам еще нужно, суки? — думал он. — Разве вот этого мало? Откуда в вас столько злобы, ненависти, зависти, всех сортов дерьма? Просто живите, просто пытайтесь жить, ведь жизнь ускользает от вас каждую секунду. Посмотрите в небо и постарайтесь проснуться, очнуться от липкого кошмара, в который мы все по своей же вине погружены и в котором якобы живем, якобы бодрствуем и якобы что-то понимаем. Все это ложь, смертельный самообман, что накапливается с самого рождения и не отпускает до самой смерти. И даже если ты вовремя сохранился, из этой паутины тебе не выбраться и по возвращении. Поэтому здесь я — долбаный карлик, и мне не стать никем иным вовеки веков…»

Возможно, он задремал, придавленный тяжестью свалившегося откровения, а затем и рухнувшими, точно взорванное здание, возвышенными размышлениями. Во всяком случае, наступила бархатная тишина, которую вдруг нарушили посторонние звуки. Тузик мгновенно продрал глаза и напрягся — слишком он привык к враждебности всех и вся. Ночь утратила очарование, будто с голого тела сдернули одеяло — он снова был один на один с холодом. И находился, между прочим, в чужих владениях. Оставалось либо бежать, либо затаиться и уповать на то, что не заметят. А если спустят собак? Эх, как можно быть таким беспечным…

Пока он себя бичевал, стало ясно, что некая парочка неспешно спускается от дома к причалу. Вскоре Тузик услышал разговор.

— …Прошу тебя, подумай еще раз, — увещевал молодой женский голос.

— О чем? — вопрошал саркастический мужской.

— Хотя бы о нас. Обо мне. О детях. Ты сам говорил: может случиться что угодно.

— Давно пора хоть чему-нибудь случиться! Тебе не надоел вид из окон на это гнусное болото?

Женщина замолчала — то ли сочла спор бесполезным, то ли аргумент был поистине неотразимым.

«Вот, — подумал карлик с горечью, и его мысли понеслись по спирали возмущения. — Вроде нормальный мужик. Имеет дом на берегу озера. Имеет бабу. Имеет детей. Ему мало. Ему много. Ему скучно. Он, мать его, желает, чтобы хоть что-нибудь случилось! Ему кажется, что он живет в болоте. А где же в таком случае живу я?!»