Господин Рибо, дав мне разрешение назначить премии, так сказать, сам задержал «великого подкупателя».
Бывший президент Совета министров поступил бы гораздо лучше, если бы сказал эту истину репортеру, интервьюировавшему его на другой день после ареста барона де Рейнака, а не сваливал бы на меня ответственность за бесплодные поиски в 1893 году.
По крайней мере, он избавил бы меня от необходимости отвечать ему публично ироническим письмом, которое было напечатано в «Матэн». Честь ареста Артона тем более принадлежала ему, что в то время я даже не знал, кто выдал Артона, оказалось, что это один немецкий еврей, бывший служащий в конторе банкира Сальберга, и это он получил первую премию в 15 000 франков, подписанную мной.
Только впоследствии из рассказа самого Артона, когда посетил его в Холлоуэй, я узнал, что этот человек был вдвойне изменником, потому что, условившись со мной выдать своего друга, он в течение двух лет шантажировал его при посредстве моего талона!
Я совершил четыре или пять поездок в Лондон ради Артона, и не моя вина, что мне не удалось его задержать.
Вполне понятно, что известие о назначенных премиях возбудило аппетиты черни в Сити. Для всех этих людей 15 000 франков было целое состояние, и Артон, наверное, даже не подозревал, какое множество добровольных сыщиков принимало участие в его розысках единственно из алчности. Вот почему я еженедельно получал всевозможные указания, которые почти все, при проверке, оказывались ложными.
По одному из таких доносов я и мои сыщики, Гулье и Орион, напрасно прокатились в Ливерпуль. Доносчик подробно сообщал, что Артон, возвращаясь из Канады, сошел с парохода в Ливерпуле.
И вот, мы отправились в большой коммерческий порт Англии и там по целым дням с утра до вечера разъезжали на плохонькой паровой шлюпке в устье реки Мерсей, причем у бедняги Гулье беспрестанно делалась морская болезнь!
В течение целой недели мы старательнейшим образом осматривали все пароходы, приходившие из Канады, и я не оставил без внимания ни одного пассажира. Артона не было в числе их, и мы еще раз возвратились ни с чем.
Признаюсь, нужны были страстная преданность делу и глубокая уверенность в искренности начальников, чтобы продолжать поиски с такой настойчивостью, как продолжал их я.
Я помню, когда в первый раз обратился к корреспонденту Артона, банкиру Сальбергу, пустил в ход все свое красноречие, доказывая, что интерес самого Артона требует, чтобы он как можно скорее сдался.
— Вы крайне меня удивляете, — с добродушной улыбкой возразил господин Сальберг, — вы говорите, что обратились ко мне от имени правительства, которое желает, чтобы Артон сдался, не так ли? Между тем недавно другой уполномоченный от того же правительства сидел на том же самом месте, на котором вы теперь сидите, и убеждал меня начать переговоры с упомянутым Артоном, но не о том, чтобы тот отдался в распоряжение правосудия, а, наоборот, чтобы ему гарантировать бегство!
Уже потом я узнал, что этот уполномоченный правительства был Дюна, а господа Лубе и Рибо дали на суде политическое объяснение этой загадки, но тогда мы еще ничего не знали, и легко себе представить, каково было недоумение начальника сыскной полиции, то есть человека, привыкшего бороться только против козней мошенников, когда он услышал подобного рода разоблачение.
Однако это не помешало мне написать моему непосредственному начальнику, префекту полиции, приблизительно все то, что я думал о бесчисленных затруднениях, которые встречал в поисках Артона, очевидно имевшего хорошо осведомленных друзей, которые со своей стороны предупреждали его.
Я также откровенно высказал свое мнение о Панаме и, помню, в одном письме, после поездки в Бурнемут, писал приблизительно следующее о Корнелии Герце:
«По всей вероятности, этот человек наделен весьма крепкой организацией, если мог вынести столько медицинских освидетельствований, и, быть может, только нашим внукам придется увидеть его похороны, когда он, наконец, скончается от такой же болезни, как и Шеврель, на 104 году».
Как видите, в данном случае, не пользуясь даже благосклонным сотрудничеством архангела Гавриила, я был таким же хорошим пророком, как и мадемуазель Куэдон.
Тем не менее вполне возможные помехи, которые я уже мог предвидеть, нисколько не парализовали моей твердой решимости арестовать Артона. Я назначил надзор не только вокруг дома банкира Сальберга в Лондоне, но также и около его загородной виллы.
Между прочим, по этому поводу со мной случилось довольно пикантное приключение. Артона арестовали без меня. В то время я был в Париже и узнал об его аресте в редакции газеты «Матэн», которая поручила мне ехать в Лондон с целью интервьюировать Артона.
Благодаря моей прежней должности начальника сыскной полиции, я довольно легко получил разрешение английских властей на свидание с Артоном в тюрьме Холлоуэй, но, само собой разумеется, в присутствии коменданта и с условием не задавать ему стеснительных вопросов.