Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов

Начальник сыскной полиции очень скоро может распознать, действительно ли субъект, на которого указал доносчик, вор или убийца, но нужно гораздо больше времени, чтобы выяснить, правда ли, что указанный политическим доносчиком человек — заговорщик, желающий изменить форму правления, анархист, мечтающий о разрушении всего общественного строя, или просто жертва клеветы.

Вот почему в деле политической полиции подстрекателю так легко скрываться под маской доносчика. Даже в общеуголовной полиции, как я уже говорил выше, начальник должен проявить некоторую энергию, чтобы не поощрять подстрекателей безнаказанностью.

Следующая история, мне кажется, может служить довольно наглядным доказательством.

Один доносчик уведомил агентов, что шайка воров собирается ограбить домовладельца на бульваре Батиньоль.

По обыкновению, за донос он получил несколько франков, но кража что-то долго заставила себя ждать.

— Ты обманщик, — говорили ему агенты, — и больше не получишь ни гроша!

Спустя три дня доносчик возвратился и сказал:

— Дело будет нынче ночью.

Само собой разумеется, агенты, расставленные вокруг дома, схватили грабителей, как только те вышли с добычей воровства. Их было трое, однако только двое остались на руках моих агентов, третий же успел скрыться.

Я очень не любил, когда мои агенты упускали из рук мошенников, и всегда делал им строгие выговоры. На этот раз я также сильно рассердился. Тогда упустивший вора агент, еще молодой человек и недавно поступивший на службу полиции, сказал мне:

— Патрон, я думал, что хорошо сделал, отпустив его. Это был тот доносчик, который указал нам все дело.

Этот агент — новичок, имел о полиции довольно странное представление, которое, к сожалению, нередко разделяет и публика, хотя оно совершенно не соответствует истине.

Когда я узнал эту подробность, то немедленно послал разыскать доносчика.

Спустя несколько часов его арестовали и посадили в тюрьму, что, кажется, чрезвычайно его удивило.

Я препроводил его к судебному следователю, предварительно рассказав ему обо всем случившемся, и предупредил, что, по всей вероятности, это и есть наиболее виновный, так как, получив награду за донос, он также принял участие в воровстве.

Насколько мне помнится, этот доносчик был приговорен судом к нескольким годам каторги. Он вполне их заслужил, и, по-моему, всегда следует действовать таким образом с так называемыми тайными агентами, если они не более как сообщники тех, которых выдают.

Я всегда относился к ним беспощадно и в бытность мою начальником сыскной полиции считал безнравственным выгораживать доносчиков.

Но даже в тех случаях, когда сведения, доставленные доносчиком, верны, они должны быть достаточно проверены агентами для того, чтобы судьи могли смело произвести приговор.

В жаргоне агентов есть одно очень типичное выражение. Они говорят:

— Нужно, чтобы человек был хорошо «подготовлен».

Это значит, что виновного нужно арестовать при таких условиях, когда он не может избежать осуждения, то есть чтобы он был подготовлен к тюрьме, ссылке, может быть — даже к гильотине.

Я видел агентов, которые с удивительным терпением по целым дням и ночам следили за каким-нибудь субъектом. Они видели его расхаживающим в сопровождении приятеля, который, очевидно, был его сообщником, но все-таки не решались его арестовать, отлично зная, что для осуждения профессионального вора еще недостаточно, чтобы в кармане задержанного были найдены фальшивые ключи и все приспособления для взламывания замков.

Для признания виновности одного преступного замысла еще недостаточно, необходимо, чтобы было хоть начало приведения его в исполнение. Этого требует закон — и вполне основательно, так как если бы людей преследовали за преступные намерения, это дало бы повод к полнейшему произволу, и сомнамбулы и отгадыватели мыслей могли бы заменить судебных приставов.

Зато, когда агенты видят этого человека выходящим из какого-нибудь дома с узлами награбленных вещей, они бросаются на него и хватают.

Это уже называется, что вор хорошо подготовлен. Он пойман почти на месте преступления и теперь может сколько угодно отрицать свою виновность: у правосудия есть материальные доказательства, — его узлы с крадеными вещами, — и их достаточно, чтобы его изобличить.

Приключение, случившееся с Жироде, одним из лучших и наиболее терпеливых моих агентов, заслуживает того, чтобы о нем рассказать, так как оно лучше всего доказывает, до какой степени эта забота поймать преступника на месте преступления возбуждает в полицейских энергию и выносливость.

Ни для начальника, ни для подчиненных это не составляет вопроса самолюбия или честолюбия: это просто чувство долга, сознание необходимости выполнить, как можно лучше, возложенную на них обязанность.

Начальник сыскной полиции знает из многолетней практики, что как бы ни была очевидна виновность обвиненного, как бы ни были убедительны собранные против него улики, его виновность только тогда будет доказана, когда он сам сознается.

Однако возвращусь к приключению моего агента Жироде.