Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов

— Я помню, этот почтенный ученый в одной беседе, напечатанной в «Матэн», высказывал сожаление, что не может исследовать на трупе Прадо проблему продолжительности сознания у обезглавленного…

Но мне кажется, что еще задолго до казни Прадо было уже достоверно известно, что человек, голова которого отделена от туловища, моментально лишается возможности проявлять свои чувства и совершенно неспособен выразить своего мнения о событиях дня!..

Но таков уж удел начальников сыскной полиции — постоянно иметь столкновения с докторами.

На этот раз, по крайней мере, меня не таскали к судебному следователю. Дело ограничилось тем, что мою систему нашли хорошей, так как обязательное вскрытие может показаться усилением кары смертной казни и не предусмотрено законом…

С правдивостью и прямотой, которых я всегда придерживался в спорах подобного рода, я должен признать, что в общем доктора были не совсем неправы. Я навел справки в этом направлении и убедился, что клинические амфитеатры для практических занятий студентов часто терпят недостаток в трупах, — в особенности в трупах здоровых людей, сраженных смертью моментально, — вот почему для целей научного преподавания факультету приходится заказывать за большие деньги искусственные препараты нормальных органов. Но, опять-таки повторяю, законом не предусмотрено и не указано, как следует поступать с трупами казненных…

С тех пор уже было принято за правило исполнять последнее распоряжение осужденных относительно их останков. После каждой казни медицинский факультет продолжает присылать свой фургон, но не заявляет претензий, если он возвращается пустым.

Таков был эпилог смерти Прадо, такого же авантюриста и убийцы проституток, как и Пранцини, но более высокого полета, так сказать — разбойника американских пустынь, заблудившегося на парижских бульварах.

Пранцини был не более как вульгарный спекулятор убийства, Прадо был фантазер и мечтатель, отважный, энергичный и с довольно сильными страстями, он мог заинтересовать даже избалованную публику.

Когда он говорил о Морисете Куроно, он был почти поэтом, а главное — искренно любящим человеком.

Однажды он написал из Мазаса своему другу Гарсии:

«В случае если вы захотите иметь сувенир о carcero duro (крепкая тюрьма), как говорят итальянцы, то я посылаю вам в подарок это четырехстишие:

Dans tes rudes entrailles de granit et de fer,
Mazas, j’ai vu faiblir les esprits les plus fermes.
Le Dante a pu rêverles horreurs de l’Enfer,
Toi, tn les fais sentir à ceux que tu renfermes.

Fréderic».

(В твоем жестком чреве из гранита и железа, Мазас, я видел, как слабели наиболее сильные духом. Данте мог вообразить ужасы ада, а ты, ты заставляешь тех, которые в тебе заключены, испытывать их.)

А между тем как Пранцини, так и Прадо принадлежали к одной категории: убийц проституток. Эта категория гораздо менее значительна, чем можно предположить и чем она могла бы быть в действительности, потому что если принять во внимание условия жизни несчастных созданий, то можно только удивляться, что каждое утро не находят по нескольку убитых случайными клиентами.

За последние восемнадцать лет моим предшественникам господам Мусе, Кюну, Тайлору, потом мне и моему преемнику господину Кошеферу пришлось разыскивать убийц только восьми или девяти женщин, живших легким трудом, а именно: Марии Фелера, Марии Альом, Елены Штейн, Марии Ангетан, Марии Реньо, Марии Ганьоль, Луизы Ламье и еще двух или трех.

Необходимо заметить, что этого сорта дела наиболее трудные, именно вследствие большого количества клиентов, так что ни привратники, ни соседи никогда не могут усмотреть, кто был последним случайным любовником.

Вероятно, по этой причине моим предшественникам и мне удалось предоставить правосудию только Мезонева, убийцу Марии Альом, Пранцини и Прадо.

Между тем в течение этих же восемнадцати лет было задержано огромное количество разных других убийц.

Прадо, подобно Пранцини, унес в могилу тайну своего происхождения. Однако я склонен думать, что указание, сделанное доктором Бетансом сотруднику газеты «Вольтер» спустя несколько дней после казни Прадо, было весьма правдоподобно. Все парижане знали доктора Бетанса, делегата кубинских инсургентов, ветерана борьбы за независимость, и в его правдивости никто не мог сомневаться. Мне кажется, что статья, напечатанная тогда в «Вольтер», была самым неожиданным финалом к повести фантастических похождений Прадо. Я не думаю, чтобы Европа содрогнулась, узнав, кто был Прадо, как утверждал господин Комби, его защитник, но я не без основания предполагаю, что это разоблачение дополнит силуэт нашего экзотического бандита.

— Я был встречен, — рассказывал сотрудник газеты «Вольтер», — человеком с благородной осанкой, с энергичным и умным лицом, обрамленным посеребренными уже волосами. Этот кавалер ордена Почетного легиона говорил по-французски, как парижанин.