Несмотря на такое количество людей, это был большой, широкий дом с огромными комнатами по обе стороны от столовой. Открытые двери патио вели в сад. Я вышел на террасу и увидел в саду лишь несколько человек, в основном парочки. Каменная стена высотой более десяти футов окружала сад. Вдоль стен росли вишни и яблони, а дом освещали фонари. Дальше сад и стена исчезли во тьме, и только свет уличных фонарей освещал самые дальние деревья. Я вернулся, потанцевал с Линдой, а потом она ушла танцевать с другим. Со стаканом в руке я бродил по комнатам первого этажа, вглядываясь в лица. До сих пор я не видел никого, кто мог бы создать проблемы, но я знал, что это ни о чем не говорит. Было много людей, которых я не видел, и еще больше я не знал. Это были просто лица, но одно или, возможно, несколько из этих неопознанных лиц попытаются что-нибудь сделать до конца вечера.
Я подумал, что лучше будет держаться рядом с сенатором Аткинсом, куда бы он ни пошел. Это было бы невозможно все время, но я бы сделал все возможное. Сенатор тепло приветствовал меня, с широкой улыбкой на морщинистом лице.
— Рад видеть вас, Картер, — сказал он, — хотя я слышал, что это полуофициальный визит. .. что ты все еще в чем-то не уверен.
Я полуулыбнулся, извиняясь. — Мы хотим принять все возможные меры предосторожности, — сказал я. — Должен сказать, что я этого не понимаю, — сказал сенатор, нахмурившись, и глаза его были серьезными и озабоченными. — Особенно после того испытания сывороткой правды, которому мы все подверглись. Я рассказал тебе все, что знаю. Конечно, я сделаю все, чтобы помочь вам. Я знаю вашу репутацию в этой области.
— Я ценю это, — сказал я. «Давайте просто скажем, что есть несколько очень необычных факторов, которые заставляют нас оставаться рядом».
Он нахмурился. Его серебристо-белые волосы блестели в ярком свете, и он был американским сенатором с головы до ног. «Это ответ, который на самом деле вообще ничего не говорит», — возразил он. .
«Техника, которой я научился, слушая сенаторов и политиков», — возразил я.
Его улыбка на секунду замерла, а затем его лицо разделилось надвое. — Отлично, парень, — сказал он, усмехнувшись. 'Удачи в работе. И если я тебе для чего-то понадоблюсь, пожалуйста, позвони мне, Картер. Я имею в виду это.'
Он ушел, я ему поверил. Сенатор Герберт Аткинс был человеком высокого класса, человеком, который выполнял свои обязанности так, как могли немногие. Мой разговор с помощником сенатора через минуту был совсем о другом. Я недоумевал, почему сенатор вообще мог выбрать Ферриса Диксона в качестве доверенного лица и правой руки. Возможно, сенатор Аткинс, как и все мы, был склонен к лести, а Феррис Диксон умел льстить. К тому же, он был хорош в разжигании споров. Теперь он неторопливо подошел ко мне, вместе с блондинкой с плоской грудью и суровыми глазами под руку.
— Ты всё не сдаешься, Картер? — сказал он, не пытаясь скрыть отвращение в голосе. «Ты продолжаешь появляться рядом с нами».
В этой среде он чувствовал себя уверенно, и его обычное снобистское отношение стало еще более отвратительным.
— Если бы это зависело от меня, вы бы не получили приглашения, — продолжал он, — даже если бы просьба исходила сверху. Обычно я не общаюсь с людьми, которые подвергают мои рассказы проверке сывороткой правды».
— Если бы это зависело от меня, меня бы здесь не было, — сказал я дружелюбно. «Я не очень люблю ядовитых змей».
— Зачем ты вообще здесь, Картер? — высокомерно спросил он. — О да, я помню. Это как-то связано с защитой нас от злых великанов, призраков и прочего.
Блондинка хихикнула. Я улыбнулся, и Диксон увидел в этой улыбке опасность. Я увидел неуверенность в его взгляде. На мгновение он подумал, что я собираюсь ударить его. «Нельзя доверять этим крутым парням, — подумал он. Да, мне бы хотелось преследовать его своей дерзкой ухмылкой.
— Поэтому ты здесь? — спросила блондинка, снова хихикая. — Вы действительно специальный агент?
«Я представитель ВКТУ, ' — сказал я ей. И я здесь, чтобы присматривать за снобами, которым не из-за чего выглядеть снобами, за социальными торгашами, которым не к чему стремиться, за честолюбивыми политиканами без угрызений совести и за щепетильными людьми без амбиций, за непристойными вашингтонскими гуляками».
"И в какую из этих очаровательных категорий я попадаю?" — спросил Феррис Диксон тонким голосом.
— Не знаю, — ровно сказал я. «Проверь все пять».
Блондинка посмотрела на него с таким вызовом - теперь посмотрим. Он должен был хотя бы показать, что у него есть мужское эго.
— Послушай, Картер, — сказал он самым угрожающим тоном. «Не пытайся меня разозлить».
— Постарайся не злиться, — сказал я. Я даже улыбнулся, когда сказал это. Он понял. Он повернулся и пошел прочь, что-то бормоча блондинке. Он вел себя довольно враждебно. Причина этого может быть интересной. Возможно, он был зол на испытание сывороткой правды. Или, может быть, враждебность была встроенной чертой.
Я думал об этом, когда услышал новый голос. "Это была недружественная сцена?"