1
Максим, называвший себя Хайнихеном, Кьяри и многими другими, давно забытыми именами, попросил сигарету, и Данте не глядя швырнул ему пачку.
– Как же ей удалось спастись? – нарушив свинцовую тишину, спросила Коломба.
– Холод замедляет метаболизм, – чуть слышно пробормотал Данте. История с утоплением воплощала его самые худшие страхи. – Жертвам кораблекрушений случалось и дольше выживать без кислорода.
– Надо было нашпиговать ее пулями, но я еле держался на ногах и не думал, что в этом есть необходимость. – Максим понял, что поверяет свои тайны незнакомцам, но после того, как он столько лет прожил во лжи, слова будто сами слетали с языка.
«Пошло оно все к черту. Я должен был выговориться давным-давно».
– Она искала меня четыре года, но в конце концов пришла за мной. Скрывайся я не в Берлине, а на краю света, ничего бы не изменилось. Находись я на вершине Эйфелевой башни, Гильтине и ее бы подожгла.
– И поделом! – в ярости сказала Бригитта, казалось готовая вцепиться ему в горло. – Это ты виноват во всем, что случилось после Шанхая!
– Откуда вам знать, как бы она поступила? – спросил Данте.
– А чем она, по-вашему, занималась, прежде чем я выследил ее в Шанхае? Горничной работала? – с презрением сказал Максим. – Я охотился за ней почти тридцать лет, и все тридцать лет она зарабатывала убийствами. Ее нанимали воры в законе и иуды из ФСБ, когда сами брезговали марать руки. Выследить ее было невозможно, если не знать, куда смотреть, но я всегда оказывался на месте слишком поздно. Россия велика, а Гильтине к тому же выезжала за границу. Пару раз я договаривался со связанными с ней мафиози, чтобы мне ее сдали, но ей всегда удавалось уйти.
– Но почему вы не стали ее преследовать, когда поняли, что она еще жива? – настойчиво спросила Коломба.
– Вернувшись в Москву, я обнаружил, что мое имя попало в список Потеева. Знаете, что это?
– Да, – сказал Данте, но, заметив недоумевающие взгляды девушек, пояснил: – Александр Потеев был кротом ЦРУ в российской Службе внешней разведки. Он разгласил имена некоторых агентов под прикрытием. Например, Анны Чапман.
– Не все имена попали в газеты, – сказал Максим. – Над головой бедняг, чьи имена держались в тайне, повисло кое-что похуже судебного процесса. Например, безвестная камера или могила с согласия обеих сторон.
– И ваше имя было среди неопубликованных, – сказала Коломба.
– Точно. Поэтому я сбежал, надеясь, что ни американские, ни русские спецслужбы не откроют полномасштабную охоту на такую пешку, как я, и с тех пор держался тише воды ниже травы. Кому я мог насолить? К сожалению, на хвосте у меня сидели не они, а Гильтине.
– Вы уверены, что женщина, которую вы пытались убить в Шанхае, и есть Гильтине?
– На ней был огнеупорный костюм и противогаз, но забыть ее манеру двигаться невозможно. Видишь ее за десять метров, а в следующую секунду она уже бьет тебя по яйцам. – Максим поднял глаза к потолку. – И потом, я был не первым в ее списке.
– Что вы имеете в виду?
– Мои бывшие коллеги дохли как мухи. Кто погиб при пожаре, кто утонул, кто с лестницы упал. Прямо-таки документалка о бытовых несчастных случаях. Но я поначалу воображал, что это чистка со стороны спецслужб.
– С чего им было вас ликвидировать? Что такого секретного вы знали?
– Коробка, – сказал Максим.
– Что еще за коробка?
– Там я впервые встретил Гильтине. – Он снова отхлебнул из бутылки. – Это тюрьма. Самая страшная тюрьма в истории.
2
Максим прилетел в Киев на военном самолете, после чего их еще с пятью спецназовцами погрузили в грузовик и повезли по заснеженным ночным дорогам. Стоял декабрь, и градусник опустился до пятнадцати ниже нуля – холодно, как в Кабуле. Однако здесь можно было хотя бы не бояться, что подорвешься на мине или поймаешь пулю.
Грузовик высадил их перед затерянным в лесах военным объектом. Зона состояла из нескольких военных бараков, столовой и пары зданий для сотрудников. За делившей лагерь надвое оградой из колючей проволоки виднелся серый бетонный куб высотой с трехэтажный дом. Помимо единственного входа, стены куба были совершенно глухими – ни окон, ни щелей, только вентиляционные отверстия. Без допуска ни войти, ни выйти было невозможно.
– Ни окон, ни дверей? Хотите сказать, заключенные никогда не видели солнца? – спросила Коломба.