Убить Бобрыкина

Мать все не просыпалась. «Как убили» – подумал, вздрогнул, стараясь вспомнить что-то, что забыл, и вспомнил, что другое мыло называется дегтярным. «Дег-тя-рное…», – подумал, и, подумав, вспомнил, что вспомнил все не то, о чем забыл. «Дегтярным веревку себе намыль и удавись» – сказала мать, но мать молчала.

Ключ повернул и дверь гостям открыл. Нарядные в шкафу стояли гости, много. С тортами и цветами, с подарками пришли… Вошли. Отец, и бабушка Тамара, тетя Таня, тетя Оля, дядя Женя…

Из спальни вышла мать, в своем «Ампире» белом, красивая, красивей может всех, и вкусно вдруг запахло в доме пирогом капустным, холодцом, салатом Оливье и сервелатом. Шишин побежал на кухню, где тетя Оля чистила селедку и голову ему дала, и обсосать скелет.

Упала ложка со стола, и это значит – Таня уже сейчас придет. Он, вытирая руки о пижаму, побежал к двери, но дверь входная выше стала, так, что было невозможно заглянуть в глазок, а открывать, не посмотрев, нельзя, а то зарежут. И Шишин в спальную пошел, за табуретом. Там, на диване сидел отец, второго ранга капитан, и новости смотрел про ЦРУ, угрозу атомного взрыва, холодную войну и Белый дом.

– А ну-ка, брат, пойди сюда! – сказал отец, и Шишин подошел, робея, так далеко и незнакомо, странами морскими пахло от отца.

– Вот, Саша, ножик перочинный, раскладной, из дальних стран привез, дарю! Но спрячь от мамы, ладно? Чтоб не заругала нас с тобой.

– Ага…

– Храни на памяти обо мне, и помни, Саша! Ты тоже вырастешь и капитаном станешь, откроешь Северную землю, и назовешь ее в честь Тани! – пообещал отец.

– Ага, – ответил Шишин, – Таней! А ты еще придешь?

– Не знаю, уезжаю за полярный круг, в Австралию, – сказал отец.

– А это долго? – поинтересовался Шишин.

– Долго, брат, – вздохнул отец. – Но ты запомни, Саня, что я тобой горжусь. Расти хорошим, честным человеком, мать береги и бабушку, теперь ты за меня! – и сразу же исчез, как будто шапку невидимку вместо козырька надел.

Забыв, что нужно посмотреть в глазок, пришла ли Таня, китель Шишин на коленях гладил, жалко было, что ушел отец.

Но снова зазвонили в дверь, и он опять бежал встречать, и, выходя из шкафа, дарили торты и велосипеды гости, коробки с разноцветными карандашами, солдатиков, машину БМВ модель, медведя, гимнастерку, лыжи и коньки.

– Входите! Здрасьте, дядя Толя, Тетя Клава! Тетя Аня, Тетя Галя! Тетя Таня, а Вы мне шоколадку принесли?

– Конечно, Сашенька, какой уже большой! Герой! Держи!

– А можно, мама, сам схожу за Таней?

– Сходи конечно, милый, ну, беги, беги!

И Шишин вышел в коридор, чтоб позвонить за Таню.

«ДзыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыНЬ!» И забежал открыть.

Она вошла. В нарядном платье розовом с бантами и с книгой Диккенса в руке.

– «GREFT EXPECTATIONS» в оригинале! – сказала Таня – Про любовь! Читай!

Но Шишин не любил читать, еще и на английском. «Ты лучше расскажи», –сказал, и Таня рассказала Шишину про Пипа, Мисс Хэвишем, и дочь ее приемную Эстеллу, и как мисс Хэвишем сидела в черной комнате своей, с завешанными зеркалами, в истлевшем подвенечном платье, и говорила дочери Эстелле, чтоб разбивала всем сердца без жалости и без конца…:

– Ну, что же, все за стол? – сказала бабушка Тамара.

– Нет, без отца не сядем, подождем еще, – сказала мать,

– А это долго? – поинтересовался Шишин.

– Долго, Саша, – пообещала мать.

И стали ждать, и ждали, ждали, ждали, так долго ждали, он чуть не заснул.

– Вот, неразменный рубль, Саша, – сказала бабушка Тамара. – Ты положи его в копилку, накопишь много денег, вырастешь большим и будешь, как твой папа, капитан второго ранга Николай Петрович Шишин. Он погиб в бою за родину свою.

– Погиб? – вдруг удивилась мать, как будто раньше этого не знала, и в своем Ампире упала на пол, и кричать, кричать…

– Давай от них в Австралию уедем? – предложила Таня.

– Когда?

– Сейчас!

– Давай, – ответил он.

Лежала кошка в нижнем третьем справа, битком набита денежьем. Надолго хватит. Надолго. На всю жизнь.

Накинув на пижаму белый китель, в портфеле школьном он проверил сахар, соль и спички, компас, перочинный нож, что подарил отец, надел собачью шапку, невидимку шапку положил в карман и вышел, по черной лестнице спустился на пролет и позвонил.

– А, это ты, привет! – сказала Таня.

Он оглянулся с беспокойством, чтоб проверить, он это или нет. Бывало так, что Таня открывала не ему, другие люди тоже приходили к Тане. «Другие люди, люди в синем, а не я». На лестничной площадке пусто было. «Другие опоздали, я успел…»

– Ты собираешься уже?

– Ага, почти что все.

– Тогда идем?

– Куда?

– В Австралию, куда?

–В Австралию? Ага… – зевнула Таня. – Ты заходи попозже, я дособерусь…

– Когда попозже?

– Через полчаса…

«А через полчаса чего? Через чего? – подумал. – Ведь полчаса откуда не возьмись не отсчитаешь? Да и докуда нужно знать, через чего? А он не знал, откуда и до куда. И стало страшно, что недосчитаться можно, выйти раньше, позже, или в середине, чем через полчаса, и вовсе прийти не через эти полчаса, а через те, которые не те.

– Бобрыкина не видел? – заглядывая Шишину через плечо, спросила Таня.