Убить двух зайцев

– Грибы и ягоды собирать не любит, дачи нет, – потягивалась я в кресле. – По всей видимости, затворница и любительница телепередач с острыми сюжетами.

– Думается мне, – устало почесала переносицу Соня, – что скоро ее одинокая жизнь изменится, если нам удастся вытащить Костю из-под стражи.

– Удастся, – твердо сказала я. – Можешь не сомневаться.

Оживясь от небольшой беседы, Соня пустилась в рассказ о том, как Костя чувствует себя в изоляторе (Оса был у него вчера днем). Мальчик передает пламенный привет детективу Ивановой Татьяне, надеется, что уже скоро сможет насладиться летними днями на свободе и верит в положительный исход. Понемногу появляются аппетит и сон. Костя стал выглядеть здоровее.

Пронина рассказывала об этом с улыбкой, кажется, ей хотелось думать, что наше активное вмешательство в судьбу мальчика так повлияло на его самочувствие. Я же намерена считать, что организм Кости очищается от наркотиков, переходит в так называемую стадию «трезвости». Но, возможно, надежда на возвращение к нормальной жизни, трепещущая сейчас в моих и Сониных руках, действительно дает ему силы. Да только осознание смерти матери ему еще предстоит испытать. Поэтому страшное еще впереди.

Но огорчать Пронину подобными размышлениями я не стала, в данное время важнее упорство на грани безрассудства, а не угнетенное настроение, на фоне бессмысленности действий, приводящих к печальному финалу жизни мальчика.

Соня остановила машину напротив кирпичной пятиэтажки и сверила табличку с адресом на доме с данными навигатора.

– Все верно. – Пронина вытащила пачку сигарет из бардачка и вышла на улицу.

Я последовала ее примеру. Ноги сильно затекли, и тело ломило. Размявшись, я направилась к ларьку около машины в надежде на бутылку воды и сытный перекус, завтрак и печенье, съеденное за чаепитием с родителями Сони, успели перевариться окончательно. Пахло жареным тестом и мясом, беляши просились на съедение, вызывая тянущую боль в желудке.

– Голодна? – крикнула я Соне, которая с наслаждением выпускала дым изо рта.

– Пирожок с капустой был бы в тему, – откликнулась Пронина.

Пожилая женщина с добрыми глазами смотрела приветливо, сбитые кудри седых волос в платке и розовые от жара печки щеки придавали ее образу сказочности, казалось, что из окна вот-вот покатится колобок.

– Доброго дня! – воодушевленно поздоровалась продавщица.

– И вам! – Я ответила тем же. – Можно беляш и пирожок с капустой? И воды негазированной.

– Чего ж не можно? Можно, конечно! – бурно заговорила женщина.

Ее глубокое «о» в словах напоминало хоровое пение.

– Вы к нам в гости али как? – начала расспросы продавщица.

– Проездом, – нехотя ответила я. Но добродушие женщины располагало к общению. – Как вы поняли, что мы не местные?

– Я чужих за версту чую, да и кашинские все друг друга знают.

– Могу поверить, – усмехнулась я.

Продавщица суетилась в ларьке, подогревая пирожки, и между делом удовлетворяя любопытство.

– И к кому же вы пригнали?

– Ветрову Викторию Михайловну знаете? – прищурилась я.

– Кто ж не знает! – развела руками женщина. – Она дочу мою учила и сына младшего. Учительница от бога! Ее в городе каждый знает… Ох, жаль ее, – переключилась продавщица с похвалы на сочувствие. – Иринка ее, дочка, сгинула… Горе-то какое!

Я молча смотрела на женщину в платке, шурша в руках пакетом с выданными ею пирожками.

– Так вы поэтому сюды приехали? – смекнула продавщица и выкатила на меня глаза.

– Возможно, – пожала плечами я.

– Ну да, вы из Твери, наверное. Туда ж она умотала с сынишкой. Зря… Сгубил он ее…

– Сын? – не поняла я фразы женщины.

Видимо, и до проходимцев с улицы дошла информация об обвиняемом в деле Ветровой.

– Да нет же! – возмутилась женщина, хлопнув по прилавку ладонью. – Город этот проклятый! У нас сейчас вся молодежь туда сбегает, скоро никого в родных пенатах не останется…

– Се ля ви, – прошептала я.

– Ась? – придвинулась ко мне женщина.

– Видимо, Ирина на Тверь возлагала большие надежды, – продолжила разговор я. – Раз решила уехать вместе с сыном.

– Она тогда всех нас удивила, – закивала продавщица. – Мать пожилую бросила, квартиру продала и учеников своих оставила. Она ж в Викторию Михайловну пошла, репетиторством занималась… Хотя город родной любила всегда. Молодая была и то осталась – не годы в тверском колледже ее не прельстили, и даже мужик не повлиял и не увез.

– Мужик?

– Да был у нее хахаль, – цокнула женщина. – Приезжий. Захаживал к ней. А она ему от ворот поворот! Во какая была! – продавщица тяжело вздохнула. – Да только потом пузатая оказалась. Но все равно, в ноги не кинулась, одиночкой осталася.

– Вы не помните, как звали того мужчину? Или выглядел он как?

– Да что ты! Лет-то сколько пролетело… Не упомнить мне.

– В любом случае спасибо вам, – я улыбнулась и протянула купюры за еду и бутылку воды.

– Ишь! – завопила продавщица. – Я хозяйка гостеприимная. А ежели вы помочь приехали, то с миром идите тем более! – недовольно фыркнув, она отодвинула мою руку с деньгами в сторону.