А вот еще один труп не помешал бы. Я с ненавистью взглянул на Ягу. Мои глаза стреляли. Опять дурацкая метафора! Но, клянусь, на этот раз метафора могла вот-вот стать правдой. И мой взгляд мог ее убить не понарошку. Она это почувствовала и вовремя отвернулась. Лгунья! Предательница! «Шестерка»! Подставить меня под убийство! Она же обещала, клялась, что Аристиду ничего не грозит. Такой парень! Единственное светлое пятно в этом мраке! И его… Никто иной! Я! Я! Собственными руками! Это она все подстроила! Она давно работает на них. И теперь, теперь окончательно повязала меня. Ну уж нет! Лучше уж как Дункан! Только не с ними! Никогда!..
Я выскочил за дверь, грубо толкнув Ягу. Она еле удержалась на ногах.
– Гиппократ!
Ее голос пытался остановить меня. Но я стремглав бросился к лестнице. И забежал в столовую. Что ж! Икра и коньяк! Пусть будет так. Больше я ничем не могу помочь ни Дункан, ни Аристиду. Ни себе. Сегодня я не меньше мертв, чем они. И мне моя смерть уже начинала нравиться. Я начинал смаковать ее вместе с коньяком и икрой, поминая в первую очередь себя.
Голубой шарик опустился с потолка мне прямо в тарелку. И я начал играть с ним, подбрасывая все выше, выше, к потолку. И напевая: «Крутится, вертится шар голубой, крутится, вертится над головой, крутится, вертится, хочет упасть…»
– Кавалер барышню хочет украсть, – прогудел позади меня бас Туполева.
Я обернулся. Туполев плакал. Мы молча чокнулись рюмками. И дружно запели.
– Где эта улица, где этот дом, Где эта барышня, что я влюблен…
И одновременно остановились. У нас уже не было барышень, девушек, женщин, в которых мы были влюблены. И никогда, никогда уже не будет. Его девушка умерла. И он только теперь понял, что любил ее. Как же он опоздал! Ведь все могло быть по-другому. Моя девушка меня предала. И я только теперь понял, что никогда не любил ее. Как же я опоздал с этим пониманием! Ведь все могло быть по-другому. Или нет? Или это просто наши иллюзии? Все должно быть так, как есть. Не иначе. Просто нужно смириться. И думать, как жить дальше. Хотя жизнь нас, похоже, загнала в запутанный лабиринт. Но и из самого запутанного лабиринта всегда есть выход. Вопрос – где? Точнее, как его найти?
– Послушай, Гиппократ, или черт тебя знает как! Ты меня послушай!
Туполев поднялся с места, облокотившись ладонями о край стола. Он был изрядно пьян. Его глаза налились красным коньяком и наполнились красной икрой. И он метал в меня красные искринки и икринки. Но мне было не больно. И я вопросительно поднял брови.
– Послушай меня. Это – город подонков. Или, как они его называют, Городок. Как мило? Значит, городок подоночков. Еще страшнее. Вернее, делают тут, производят, понимаешь, подонков… И то не верно! Сюда ведь подонки только и попадают! Кто с изрядной гнильцой. Как я, например. Или как ты… И все равно, Гиппократ, одно они не учли! Маленькое такое дополненьице. Берут подоночков, надеясь соорудить из них этаких подонищь. А в основном получается, веришь ли, совсем наоборот. Подоночки вдруг начинают мучиться и хотят вдруг стать хорошими. Ты сечешь?.. И знаешь почему, ну ответь? Знаешь? Ну хоть догадываешься?
Я беспомощно развел руками.
– А потому в этом, именно в этом и кроется разгадка русской души, чертов Гиппократ! Те, кто подоночки, те, кто с гнильцой, – оказываются мучениками, а потом и вовсе святыми. Невозможно в нашей стране выучиться на подонка. Если они есть – то уже есть. А те, кто учится… Это зачастую мученики, Гиппократ. Вот так. Вот и провалятся они со своим экспериментом, ей-богу провалятся. Но… Даже та мелочь, та падаль, которую они все же сумеют создать, способна на многое. И это страшно, очень страшно. Ведь один человек способен, к примеру, взорвать автобус или самолет. Один человек способен отравить сотни. Один человек способен… Эх, если бы ты знал… На что способен один человек. Вот, наверное, подоночков-отличников для своего дела не хватает. А остальные… Остальных – в расход. В общем, или как Дункан, остальные… Дункаша… Дункашенька…
Туполев машинально возвел свои очи к потолку. Там все было по-прежнему. Камеры. И Туполев низко и как-то не театрально поклонился.
– Спасибо за внимание.
Он бухнулся своей тушей на место. И покачнулся.
А я задумался. Я не знал, что делать. Я не пьянел. И, в общем, для сбора информации, у меня были все возможности. Но, с другой стороны, за нами наблюдали. И мое любопытство или безмолвное молчание могли сыграть не в мою пользу. А с третьей стороны – не нужно преувеличивать – идет просто пьянка. Поэтому имею право быть и любопытным или просто молчать… И я для подтверждения своей мысли оглушил рюмку коньяка.