Убить Гитлера

– Возможно, что женат. Так уверяла женщина, которую я видел четверть часа назад. Но я не помню её.

Следователь не удивился и записал сказанное Сергеем.

– Про детей тоже не помните?

– Нет. У меня странный провал в памяти.

Следователь ничему не удивлялся, лишь аккуратно записывал сказанные Сергеем слова в протокол.

– Ну а вероисповедание помните?

Сергей задумался – что сказать?

– Христианин. Точнее не помню. Возможно католик. А может – протестант.

– Родной язык какой?

– Немецкий.

И этому следователь не удивился. Спокойно записывал в протокол.

– Про родителей что-то можете сказать?

Сергей опять отрицательно покачал головой.

– Понятно. В школе учились?

– Я уже говорил – ничего не помню. У меня потеря памяти.

Следователь не спорил, записывал сказанное. Сергей всё более ощущал, что загоняет сам себя в тупик.

Через пол часа Герберт Шварц с удовольствием потёр руки и достал из портсигара папиросу.

– Угощайтесь.

– Спасибо, не курю.

– Как желаете.

Шварц закурил папиросу, откинулся на стуле и с посмотрел на Сергея с чувством превосходства. Сверху вниз.

– Завтра пригласим сюда самых квалифицированных докторов. У вас уникальная болезнь – не помните о себе ничего, кроме того, что было записано в вашем паспорте. Даже родной язык забыли. Родной язык забыли – кое-как понять можно, чего не случается в мире. Но как вы вдруг по-немецки заговорили, вот вопрос. Не было такого случая в медицинской науке – чтобы человека вдруг – положим, по голове ударили – заговорил на другом языке. Хорошо, что хоть на немецком, а то бы вдруг на каком-нибудь китайском – где бы переводчика искали? Кстати, госпожа Кубейка подтвердила, что её муж знал немецкий. Правда, плохо. Но это ничего, хоть что-то. Ещё, кстати, она говорила, что её муж много курил, а ты не куришь. Ни вчера, ни позавчера не вспоминал о папиросах, коридорные отметили, что табака не просил. Ну ладно, это мелочи. Из-за потери памяти забыл, что такое курить. Бывает. Ну а с какого момента хоть что-то помнишь?

Сергей сидел, опустив голову. Он готовился совсем к иному допросу. Следователю безразличны поступки Сергея? Или прежде хочет докопаться – кто же сидит перед ним? Начать молчанку? Собьёт ли это следователя?

– То, что в госпитале Милосердных сестёр был, помнишь?

Сергей усмехнулся оригинальному названию больницы. Говорить или молчать? Смириться, или попытаться каким-либо образом выбраться отсюда? Пока есть шанс…

Сергей кивнул.

– За что полицейского избил?

– Случайно…

– Полицейский Лангер рассказывал иначе. Его заинтересовал факт, что чех не понимает по-чешски. Спрашивал, что вы делали в городе. Вы рассказали, что приехали из Мюнхена на романтическое свидание. Имя дамы называть не будете? Понимаю, сам бы так поступил. Не настаиваю, честь дамы не должна пострадать. Но – увы – объявляю вам об открытии уголовно дела – нанесение тяжких телесных повреждений полицейскому, находившемуся при исполнении служебных обязанностей. Вот, познакомьтесь с постановлением о взятии вас под стражу.

Сергей не стал читать документ, который протянул ему Шварц. Только отметил, что почерк у следователя красивый.

– Ну а затем избили фельдшера. Он-то чем вам помешал? Никаких вопросов не задавал, собирался отпустить вас – несмотря на то, что вы были не здоровы. Накануне вас подобрали на вокзале в бессознательном состоянии, вы там ещё и наблевали, причём с желчью. Фельдшер Кристли, организовавший вашу отправку в госпиталь, обратил вниаие, что спиртным от потерявшего сознание не пахло. Мелочь, но важная. Подозревал отравление, но однозначно – без лабораторного анализа – подтвердить отказался. Так и написал в объяснительной – допускаю. Так что извините – в постановление о возбуждении уголовного дела вписываю ещё нанесение тяжёлых телесных повреждений фельдшеру Геллеру. Вот постановление о возбуждении уголовного дела, гляньте.

Зачем ему эти бумаги? Чего хочет этот усатый следователь?

– Понимаю, торопились на свидание. Чего не сделаешь ради дамы сердца. Ой, простите, забыл, что вы должны были уехать. У вас в кармане лежал билет в Нюренберг, хотя на на вокзале вы говорили, что едете из Бломберга в Вену. Потеря памяти, забыли, куда торопились.

Сергей мочал. Шварца это не смутило.

– И вот – самый жуткий эпизод. В вестибюле больницы вы вырываете из рук августейшей особы тросточку и наносите такой чудовищный удар, что Их Императорское Высочество пришлось госпитализировать.

– Императорское высочество? – Сергей чуть не подскочил. Мгновенно всё стало на место. Шикарное авто около больницы. Два офицера, дежуривших у дверей. Повелительный возглас «Halt»: вызвавший столь негативные эмоции у Сергея. Вот почему дело было тут же передано в Тайную полицию!

– Кто это был?

– Это был эрцгерцог Отто Франц Иосиф Карл Людвиг Мария Австрийский!

Казалось – ещё секунда и следователь Шварц подскочит и станет по стойке «смирно».

– Я не знал… Простите. Я глубоко сожалею. Передайте эрцгерцогу мои глубокие сожаления, раскаяние и пожелание скорейшего выздоровления…

Получилось глупо и нелепо. Он лепетал, словно нашкодивший подросток.