– Выпадет замковый камень, и рухнет свод. Россию ожидает ужасный хаос. Армия будет сражаться с ФСБ. Корпорации-гиганты станут убивать друг друга. В смертельной схватке сойдутся губернаторы. Бедняки восстанут на богатых. Татары ополчатся на башкир, чеченцы и ингуши – на осетин. Бомбы будут падать на города, и тяжелые орудия станут бить по Кремлю. Сразу несколько кавказских войн сольются с войнами Поволжья. Калининград устремится в Германию, Курилы – в Японию. Украина нападет на Крым, Китай дойдет до Байкала. Тогда появимся мы, наша малая когорта Творцов, знающая начала и концы. Мы перехватим падающую власть, как это сделали большевики после отречения царя. Нас окрылит Дух истории. Мы получим власть и построим новое государство Российское. К нам вернутся Минск и Киев, Душанбе и Ереван, Астана и Ташкент. Мы восстановим страну, которая будет могущественней и прекрасней, чем Советский Союз. Люди будут стремиться к бессмертию и его обретут. Это и будет новым Словом жизни, которого ждет человечество.
Серафим Зонд, весь в черном, с бескровным лицом и огненными глазами смотрел мимо Макарцева, туда, где перед ним разверзалось будущее. И Макарцев, опьяненный, верил ему, стремился вслед за ним в это желанное будущее. Он испытывал сладость бреда.
– А Колибри? Как же Колибри? – пролепетал Марцев, чувствуя, как тонет в темной глубине, откуда нет выхода.
– При чем здесь колибри? – раздраженно переспросил Серафим Зонд. – Дух – это голубь и это орел. Дух русской истории о двух головах, орлиной и голубиной.
Макарцев очнулся. Бред унесло, как ветер уносит дым. В глазах посветлело, только даль клубилась во мгле.
– Благодарю вас, Серафим Ильич. Ваши прогнозы, облеченные в форму священных текстов, достовернее бессчетных аналитических записок с измышлениями праздного разума.
Они покинули библиотеку и вышли из дома. На лугу юноши в красных хламидах сражались на палках. Раздавался стук, гибкие тела уклонялись от ударов. Иные вскрикивали от боли, если удар палки достигал цели.
Серафим Зонд провожал Макарцева до ворот. Проходя мимо ристалища, он перехватил палку у одного из бойцов, подкинул вверх, поймал и точным толчком направил в живот бойца. Удар пришелся в солнечное сцепление. Юноша задохнулся от боли и упал, держась за живот.
– Надо учиться терпеть. Боль есть благодать, – произнес Серафим Зонд, делая прощальный кивок.
Усаживаясь в машину, Макарцев чувствовал мутную головную боль. В его голове начиналось: «Боль есть благодать. Благодать есть народ. Народ есть воля. Воля есть солнце».
Безумие раскручивало свою бесконечную, как галактика, спираль.
Глава 11
Генерал Макарцев чувствовал остановившуюся страну не как окаменелую неподвижность, а как бешеную пульсацию времени, не способного пробиться сквозь невидимую плотину. У плотины скапливаются гигантские массы, бурлят, давят, выгибают, готовы сломать, хлынуть вперед чудовищным половодьем.
Россия напоминала могучий тепловоз, дотащивший тяжеловесный состав до горы. Тепловоз не находит туннеля, упирает стальным лбом в гранит, силится сдвинуть, рвет, буксует, выбрасывает из-под колес фонтаны огня, раскаляет рельсы добела.
Воры в министерствах и жилищных конторах, в научных учреждениях и в органах власти расхищали бюджет, оставляя государство без денег. Учителя и врачи, рабочие и пенсионеры превращались в нищих. Богачи становились баснословно богатыми, кичились напоказ личными самолетами, дворцами и яхтами, закатывали пиры и оргии, а народ, экономя копейки, зверел, ненавидел, желал богачам лютой погибели. Чиновники отлынивали от обязанностей, торговали полномочиями, жадно хватали взятки, не страшась арестов, подкупая прокуроров и следователей. Общество сгнивало, расползалось, как прелая мешковина, рождало множество отвратительных уродцев и извращенцев. А те, кто не был подвержен тлению, требовали перемен.
Страна ждала перемен, негодовала, стенала, ненавидела, надеялась, обращала свои надежды, свою ненависть, свою мольбу к Президенту. Но тот молчал, словно не замечал жуткий тромб, закупоривший русло русской истории, не слышал подземного гула близких потрясений.
Макарцев, генерал ФСБ, отчетливо ощущал приближавшийся гул. Среди глубинных раскатов и рокотов его чуткий слух улавливал признаки заговора. Быть может, нескольких заговоров, имевших цель устранить Президента. Так опытный акустик слушает морскую пучину, шелест рыбьих косяков, мурлыканье касаток, хлюпанье планктона, журчанье подводных течений, стремится обнаружить один-единственный звук – шелест винтов вражеской лодки, несущей на борту термоядерный груз.
Он совершал опасную разведку, посещая возможные центры заговора. Пользовался кодовым словом «Колибри», чтобы проникнуть в кружок заговорщиков и обезвредить их.
Теперь, после посещения Серафима Зонда, оказавшегося не заговорщиком, а главой тоталитарной секты, Макарцев решил исследовать гнездо русских националистов, где копились энергии взрыва.