Убить колибри

Лидером русских националистов был Иван Трофимович Ратников, или просто Ратник. Армейский офицер, подполковник в отставке, он был тем командиром, кто поднял на Донбассе восстание. С малой группой сподвижников захватил несколько донецких городов, изгнал украинскую власть Трофи и принял первый удар украинцев. Его позиции в городах бомбили самолеты, по ним стреляли установки залпового огня, их атаковали танки. Повстанцы держались, обзаводились оружием, звали к себе ополченцев, которые потянулись к ним тысячами со всей России. Провозгласили Новороссию, «страну русской мечты», государство справедливости и добра. Планировали поход на Харьков, Одессу, Николаев. Они выдерживали страшные удары подходивших киевских войск, несли тяжелые потери, зарывались в развалины. Над их головами свистели реактивные снаряды, на них рушились ракеты и бомбы, а они ходили в атаку под флагом Новороссии, кто за советскую власть, кто за православную веру. Новороссия не состоялась. Русское чудо померкло. Россия не захотела большой войны с Западом. Остановила наступление ополченцев. Постепенно погасила пылающее восстание. Рассеяла стихийные отряды ополченцев. Затушевала «русскую мечту». Запутала ее в изнурительных переговорах с Киевом. Ратник, контуженный, разочарованный и отвергнутый, вернулся в Москву, и к нему стали стекаться все ушедшие с Донбасса, обманутые и обездоленные ополченцы, вкусившие сладость боя, вольницу народной войны, готовые по призыву своего командира двинуться хоть на Киев, хоть на Кремль.

В их боевой штаб отправился Макарцев, повторяя заветное слово «Колибри».

Он застал Ивана Ратникова в обшарпанном зале старого клуба. Зал был полон народу. Сидели в мятых пиджаках, камуфляже, кое-кто в кубанках с красным верхом. Немолодые, с потемнелыми лицами, иные с бородой и усами. Их впалые щеки, небритые скулы, худые с кадыками шеи, беспокойные, из-под насупленных бровей глаза делали их похожими. Казалось, они все прошли сквозь дым, который их прокоптил, оставил запах гари на их одеждах. Они двигались на своих откидных креслах, переговаривались или взмахивали возбужденно руками, сжимали кулаки, щипали усы, слушая своих выступавших товарищей.

Иван Ратников сидел в президиуме за столом, возвышаясь над залом. Он был худ и черняв, с офицерскими усиками и заостренным подбородком. Его лицо казалось слегка неправильным, со смещенными осями симметрии. Вздрагивало, словно по нему пробегала едва заметная судорога, – след перенесенной контузии. И все они, и те, кто сидел или шумно выступал, и Иван Ратников, казались военной частью, потрепанной и изношенной, вышедшей из окружения.

Макарцев сел в последнем ряду, наблюдая сход ополченцев.

Выступал ополченец, гневно крутил головой с маленькой золотистой бородкой. Сжимал в кулаке кубанку, словно душил мохнатого зверька. Его синие глаза обращались на сидящего Ратникова, и он сипло выкрикивал:

– Ратник, ты нам что говорил? Воюем, головы кладем за Новороссию, где люди будут жить по совести, по справедливости. Где русскому человеку будет рай, которого он никогда не видал, а теперь этот рай он для себя добывает. Зачем мы пошли на войну, оставляя жен и детей? Зачем товарищей своих хоронили? Зачем насмерть стояли, когда укры нас огнем поливали и железо от этого огня, как воск, капало? А ты нас с войны увел! Пока мы воевали, жен наших другие мужики разобрали. Чего нам делать? Побираться? Или в партизаны идти? Ты нам скажи, Ратник!

Его сменил другой ополченец, худой, длиннорукий, с продолговатой головой, выпуклыми надбровными дугами, из-под которых горели черные лихорадочные глаза:

– А мы вернемся в Донбасс, я вам говорю! Оружие есть, боевой опыт есть. Мы здесь маленько отдохнули, поправились. У меня, вон, рука срослась. – Он поднял свою костлявую руку. – У Ратника, вижу, контузия прошла, лицо не так дергается. Давай соберемся, и айда на Донбасс! Там для нас много делов!

Третьим говорил немолодой однорукий ополченец. Его камуфляж был засален, в раскрытом вороте виднелась линялая тельняшка.

– Здесь, в Москве, предатель засел. Он нам корень подрезал. Он наших командиров, которым мы доверяли, взорвал или в спину убил. Он нас теперь в Сирию хочет направить, чтобы там нас всех порешили и о нас забыли. Мы кто? Бараны? Телки безголовые? Мы солдаты Новороссии! Давай соберемся и пойдем в Кремль, посмотрим в глаза Президенту!

Еще один, плотный, узкоглазый, похожий на якута, с маленькими дерзкими усиками, говорил:

– Ты, Ратник, был и остаешься наш командир. Ты давай партию собирай, которая за Россию. Она и партия, она и армия. По ротам, по батальонам. В каждом городе штаб. Народ за нами пойдет. Народу некуда деться, кроме как с нами идти. Веди нас, Ратник, а мы за тобой хоть куда!

Гудели, гомонили, иные курили прямо в зале. Макарцеву казалось, что от них исходит запах дыма, ружейного масла, окисленного железа. Стойкий запах казармы. На их утомленных, плохо выбритых лицах лежала тень войны, которая их однажды накрыла и от которой они не могли убежать.