– Это Алеппо, – указка ударила в карту, где густо краснели и синели стрелы ударов, топорщились зубцы рубежей, толпились флажки с обозначениями террористических групп. – Мы берем Алеппо и обретаем контроль над всей Центральной Сирией, вплоть до турецкой границы, откуда противник получает боеприпасы и снаряжение. Это обеспечит исход войны и поставит американцев перед свершившимся фактом. Путь сирийским войскам преградили несколько подразделений Джабхат ан-Нусра, закрепившись на опорных пунктах западнее Алеппо. Сирийцы будут их брать, но это сопряжено с большими потерями. Сирийская армия истощена, и на счету каждый солдат. Вам надлежит разработать план операции по уничтожению бандгрупп на основе вашего опыта в Таджикистане, Киргизии, Казахстане. Командование выбрало вас, как наиболее опытного генерала.
Окладников смотрел на карту, на изуродованную страну, которую продолжали терзать бомбами, реактивными снарядами, превращая мечети и храмы в опорные пункты, арыки и каналы – в противотанковые рвы и окопы, цветущие города – в дымящееся месиво крови, боли и ненависти. В Москве он изучал театр военных действий, сирийский фронт, на котором сошлись множество стран, военных структур, нефтяных корпораций, и в этой липкой от крови карусели, где крутятся вихри зла, существует невидимая точка, травяной бугорок, весенний, усыпанный цветами куст, под которым он будет лежать, умирая, и его любимая, ненаглядная не услышит от него слов утешения и обожания.
– Группировка, которую вам надлежит уничтожить, насчитывает до восьмисот человек, у нее на вооружении четыре танка, восемь бронемашин, двадцать гаубиц, несколько заминированных автомобилей, которые они станут использовать для прорыва, и десяток смертников, предназначенных для той же цели. В ваше распоряжение передаются четыре сирийских батальона, группа наших советников, авианаводчики. И средства Воздушно-космических войск, готовых действовать в ваших интересах. Вам надлежит вылететь завтра утром в район боевых действий. С вами полетит майор, специалист по электронной разведке.
Генерал нажал кнопку, и появился майор в «песчанке», с худым загорелым лицом, на котором сияли молодые васильковые глаза.
– Желаю удачи. – Генерал-полковник пожал обоим руки и, уже забывая о них, схватился за рацию.
– Майор Латунин, – представился офицер, когда они покинули кабинет – В Таджикистане я вместе с вами работал. Обрабатывал картинку из Космоса и готовил материалы авиаразведки.
– Да, да я помню, – произнес Окладников. – Была облачность, но вы обеспечили высокое качество изображения.
– Здесь облаков почти не бывает. Картинки отличные. Но солнце коварное, злое. Я за день под солнцем набегаюсь, а ночью спать не могу. Под веками белое солнце горит. Потом стал носить темные очки, отпустило. У вас есть темные очки, товарищ генерал?
– Нет.
– Возьмите мои. У меня есть вторая пара, – Майор достал из кармана темные очки и протянул Окладникову. Тот благодарно взял.
– Еще хочу сказать, товарищ генерал, тут у них вода от нашей отличная. Должно быть, соли другие. Не принимает желудок. А если чай покрепче заварить, да еще с чабрецом, то нормально. Я из дома чай с чабрецом привез. Я вам отсыплю.
Синие глаза на медном лице майора сияли, словно ему доставляло радость удружить Окладникову. И Окладников испытал к нему благодарность за эти малые проявления теплоты и сердечности среди ревущих самолетных турбин, отточенных фюзеляжей, которые стремились в Алеппо с грузом ракет и бомб.
– Откуда родом? Как имя-отчество?
– С Ростова. Игорь Антонович.
– Значит, вместе поработаем, Игорь Антонович.
Остаток дня они с майором провели в разведцентре, просматривая фотографии из Космоса и с самолета-разведчика. Метины бункеров, сплетения окопов, жилой район, превращенный снарядами и бомбами в клетчатый отпечаток, похожий на вафлю, дороги, на которых виднелись брусочки грузовиков и точки пешеходов. Район был сложный. Предстояло на месте заслушать доклады батальонных командиров, спланировать артиллерийские удары, разработать план штурма, сводящий потери до минимума.
– Отдыхайте, товарищ генерал, – простился с Окладниковым майор, когда малиновое воспаленное солнце садилось в холмы и взлетающая пара штурмовиков казалась красной. – Завтра в шесть ноль-ноль вертолетный борт. Я за вами зайду.
Ночью его мучили сны. Он едет на аэродром по ночной Москве, и храм Василия Блаженного пылает своими куполами, как огромный чертополох, и ребристый косматый купол, словно бутон, дрожит, трепещет, готовый раскрыться в жаркий цветок, но вместо цветка разверзается черное гнилое дупло Чернобыля, веет едкая гарь, от которой першит горло, и он убегает от ядовитого облака, и рядом с ним бежит женщина с распущенными волосами, вся в белом, заглядывает ему в лицо и спрашивает: «Где мой муж?» – а ее муж прапорщик Костенко лежит на дороге, ведущей в Шатой, растерзанный фугасом, и над ним вьется красноватая мошка, а женщина продолжает бежать и спрашивать: «Где мой муж?» – и на снимке из Космоса среди дорог и опорных пунктов лицо жены, измученное и несчастное, все в слезах.