— И отсюда, — подхватил Пуаро, — всякий мог видеть, как она это делает. Насколько я помню, окно было открыто?
— Оно было распахнуто настежь, ведь день был очень жаркий.
Эркюль Пуаро размышлял вслух:
— Значит, если кто-то хотел, оставаясь незамеченным, понаблюдать за тем, что происходит внутри, он должен был найти себе здесь удобный наблюдательный пункт.
Оба начали внимательно оглядываться вокруг. Питер Лорд вдруг подозвал к себе Пуаро, отошедшего на несколько шагов.
— Посмотрите там, вон за теми кустами. Здесь недавно кто-то стоял, и довольно долго. Видите, как утоптана земля по сравнению с окружающим участком.
Пуаро подошел к нему.
— Да, это подходящее местечко. Его не видно с аллеи, а через открытое окно можно прекрасно наблюдать за тем, что делается в буфетной. Ну-с, что же делал наш неизвестный друг, стоя здесь? Может быть, курил?
Мужчины нагнулись, внимательно глядя себе под ноги, разгребая упавшие ветки и листья. Внезапно Пуаро издал сдавленный возглас. Молодой врач бросился к нему.
— Что такое?
— Спичечная коробка, друг мой. Пустая спичечная коробка, глубоко втоптанная в землю, мокрая и полураздавленная.
Детектив осторожно поднял находку.
— Смотрите, на этикетке надпись на иностранном языке! — воскликнул Лорд. — Да это по-немецки!
— А Мэри Джеррард была недавно в Германии.
Молодой человек ликовал:
— Ну, наконец-то! Вы не можете отрицать, что теперь у нас в руках нечто конкретное. Сами посудите, у кого из местных могли быть иностранные спички.
Пуаро, однако, явно не разделял восторга своего спутника. В его взгляде отражалось замешательство.
— Все это не так просто, как вы думаете, — проговорил он. — Тут есть одно серьезное «но», неужели вы сами не видите?
— Я не вижу, скажите мне…
Пуаро вздохнул.
— Ну, если вам это не бросается в глаза… Ладно, давайте пройдем в дом.
Питер Лорд открыл ключом заднюю дверь и провел своего спутника в буфетную. Там они огляделись, и врач пояснил:
— Вот на этом столе Элинор Карлайл готовила сандвичи. Обрывок аптечной этикетки нашли в этой вот щели на полу, под раковиной для мытья посуды.
Встретив спокойный взгляд Пуаро, он загорячился:
— Нет никаких доказательств того, что Элинор прикасалась к этой окаянной трубочке с морфином. Говорю вам, кто-то наблюдал за ней снаружи, из кустов. Она пошла в сторожку, а этот человек проскользнул сюда, распечатал трубочку, раскрошил несколько таблеток и сунул их в верхний сандвич. Он даже не заметил, что клочок этикетки оторвался и завалился в щель. Потом этот тип поспешил назад, сел в свою машину, и поминай, как звали.
Пуаро снова вздохнул.
— И вы все еще ничего не видите? Просто удивительно, до чего несообразительным может быть умный человек.
Лорд с трудом сдерживал гнев.
— Вы что, не верите, что кто-то стоял в кустах, заглядывая в окно?
— Нет, в это-то я верю.
— Ну, значит, мы должны разыскать этого типа!
Несколько загадочно Пуаро пробормотал:
— Не думаю, чтобы нам для этого пришлось далеко ходить. Ну, хорошо, давайте осмотрим дом.
Они стояли в комнате, где умерла Мэри Джеррард. Питер Лорд распахнул одно из окон и сказал, слегка вздрогнув:
— Здесь словно в могиле…
Пуаро думал о своем.
— Ах, если бы стены могли говорить! Здесь, в этой комнате, надо искать истоки этого странного дела.
Он еще несколько минут постоял молча, а потом встряхнулся.
— Мы обошли весь дом и видели все, что можно было увидеть. Покажите мне теперь сторожку, друг мой.
Там, как и в доме, все тоже было в порядке. Комнаты, хотя и пыльные, чисто прибраны, почти пусты. Мужчины пробыли в помещении всего несколько минут. Когда они вновь вышли на крыльцо, залитое солнечным светом, Пуаро ласково притронулся рукой к листьям вьющихся роз, опутывавших решетку.
— Знаете, милый доктор, как называется этот сорт роз? Это Зефирен Друфэн…
Врача розы не интересовали, он только раздраженно буркнул:
— Ну, и что из этого?
Эркюль Пуаро продолжал:
— Когда я встретился с Элинор Карлайл, она говорила мне о розах. Именно в тот момент я начал видеть, нет, нет, еще не дневной свет, а лишь его проблеск, как бывает, когда приближаешься к выходу из туннеля.
Питер Лорд хрипло спросил:
— Что она говорила вам еще?
— Она рассказывала о своем детстве, об играх здесь, в этом саду, о том, как ссорились они с Родериком Уэлманом, когда играли в войну Алой и Белой роз. Он предпочитал белую розу Йорков — холодную и неласковую, а она, по ее словам, любила красную розу Ланкастеров — полную аромата, тепла и жизни. И в этом, друг мой, разница между Элинор Карлайл и Родериком Уэлманом.
— Разве это что-нибудь объясняет?
Пуаро кивнул:
— Это позволяет понять Элинор Карлайл, женщину, по натуре гордую и страстную, до отчаяния влюбленную в мужчину, который неспособен любить ее… А теперь давайте вернемся на минутку на то место в кустах.
Они шли молча. Лицо Питера Лорда стало еще более хмурым и озабоченным. Когда они пришли на место, Пуаро погрузился в свои мысли, а врач пристально наблюдал за ним. Неожиданно детектив заговорил с досадой и раздражением: