Что мог, Влад отвечал, но на многое у него не было ответов. Зато он объяснил Рудольскому главное — его контролировали. Все пять лет Сергей его обрабатывал. Все эти поющие колокольчики, розовый, застилающий всё вокруг плотный туман, делающий окружение расплывчатым, и только Сергей — чёткая фигура среди облаков. Рядом с ним Анатолий счастлив, но долгое время вдали от друга дезориентировало, злило, раздражало. Ужасно, до боли, хотелось с ним встретиться. Анатолий начал нуждаться в Сергее, как наркоман в новой дозе.
Нахлынувшее понимание очистило мысли. Успокоило. Починило что-то в его сломанных мыслях. Анатолий встал и подошёл к решётке. Нормальным, уже не истеричным голосом, больше похожим на прежнего досломанного Рудольского, он произнёс:
— Просьба моя не поменялась, Владимир. Я хочу поговорить с Серёжей.
Глава 29
Процедура отбора данных мозговой активности мало чем отличалась от осмотра неврологом в больнице. По началу.
Оценили моторную функцию молоточком по коленным сухожилиям, сенсорную — иголочками по коже. Просили с закрытыми глазами дотянуться указательными пальцами до кончика носа или пройти по прямой линии вперед. Провели КТ, МРТ, ЭЭГ и другие «-графии», подсоединяя к голове Анки десятки электродов так, что к концу всех процедур её волосы слиплись и стали будто мокрыми от электродного геля. Неприятные ощущения.
Анка покорно позволяла проводить исследования, прислушиваясь и ожидая подходящего момента для диверсии. Как именно должна была пройти диверсия, пленница не знала, надеясь на удачу. Не могла же она просто начать крушить всё вокруг?
В огромном помещении, отданном под главную лабораторию, трудилась команда учёных-врачей — одиннадцать человек. Два ушастых охранника оставались снаружи и один следовал попятам за Сергеем с выражением полного блаженства на его лице. Впрочем, такое лицо было почти у всех, кто находился в подвале. Кроме Савелия. Его лицо можно было больше охарактеризовать как одержимое. Он разглядывал Анку, как диковинную игрушку, постоянно прикасаясь к ней и шепча под нос, когда рассматривал результаты её обследования. И с каждым новым результатом шёпот становился всё громче, а складка между бровей всё глубже.
— Ничего не понимаю, — заключил Савелий Викторович, закончив снимать МРТ. Или это был цереброметр, на котором работала Алина? Анка не различала их на вид.
— Что такое, дорогой мой друг?
Сергей Борисович внимательно изучал стоявшие рядом склянки с разноцветной жидкостью внутри. На протяжении всего обследования он стоял около них, трогая, взбалтывая и ставя на место. Анка первое время боялась, не громыхнёт ли в какой-нибудь момент, но позже заметила, как эти пробирки выбивались из общего антуража, словно их специально поставили на самое видное место, притягивая великана, как мотылька к огню.
— Я рассказывал вам, что нулевой подопытный отличался от остальных по собранным данным, и с каждым исследованием эти изменения становились явнее, но сейчас…, — Савелий пытался подобрать правильные и понятные начальнику слова, не вдаваясь в медицинские термины. — Сейчас её мозг практически пришёл в норму.
Великан обернулся на своего учёного и с любопытством наклонил голову на бок, наклоняя корпус тела вперед и смыкая свои танцующие руки за спиной.
— Что ты имеешь в виду, Савелушка?
Подобный тон мог оскорбить серьёзного учёного-невролога, доктора медицинских наук, между прочим, академика РАН, работающего в области коматозных состояний и изучавшего болезнь Альцгеймера. Мог, но не оскорблял: как можно обижаться на человека, который был для тебя целым миром? Даже понимая, что это лишь влияние сигнала мозга Сергея Борисовича, ни один учёный или охранник здесь в подвале не хотел освобождаться из этих укрывающих туманом пут и обещающего защиту звона. Те, кто сломался рядом с Сергеем, не были агрессивными, скорее счастливыми. Насколько может быть счастлив подневольный человек. У этих людей не было жизни за пределами лаборатории.
— Её гипофиз практически восстановился, а правое миндалевидное тело начало функционировать, посылая в гипоталамус равное левому количество импульсов. И сам промежуточный мозг начал выдавать энцефалограмму здорового человека…
— Оставь эти умные слова для коллег, дорогой мой, — правая ладонь великана остановила учёного от дальнейших объяснений. — Что ты хочешь ими сказать?
— Сигнал вашего мозга, он больше не должен на неё действовать, — Савелий Викторович закрылся от своего начальника кипой бумаг, не желая видеть произведённый им эффект.
Сергей Борисович задумался. Надолго. По лицу этого человека всегда сложно сказать, о чём он думает.