Убить Саламандру

— Ах да! Звонил Сергей Борисович. Не только Алина умеет складывать два и два. После уборки нас ждут у твоих любимых коней, Влад, — Максим выкинул очередную пропитавшуюся кровью тряпку и, ухмыльнувшись в сторону покрасневшего от его слов Влада, продолжил. — У тебя и правда всё под контролем?

Глава 8

Темнота.

Холод и леденящая влажность, облепляющая всё тело.

Анка снова в той канаве. Всеми брошенная. Всеми забытая. Даже самой собой.

Кто она? Где она?

Она снова ничего не помнила. Отказывалась вспоминать, зная, что воспоминания принесут с собой боль.

Тело не слушалось, лежало бесполезным грузом в грязной канаве. Вставать не хотелось. Двигаться тоже. Хотелось забыться раз и навсегда, чтобы не принимать правду, которая неумолимо обрушится на Анку с пробуждением.

Но в этот раз девушка была не одна. Вокруг неё зашептались люди. Сотни людей. Их голоса, подобно маленьким ручейкам, вливались в огромную реку, унося девушку за собой.

Невидимые люди твердили лишь одно слово: «убийца».

Нет, она не хотела ничего вспоминать.

Голоса давили. Они мешали забыться. Не давали полностью раствориться в темноте и незнании. С каждым мгновением ручейков становилось больше, и Анке всё сложнее было сдерживать их напор.

Невыносимо.

Собрав последние силы, Анка начала вставать. Неловко и с дрожью в конечностях, она встала, а затем всплыла над потоком человеческих чувств, чтобы, прорвавшись сквозь непроглядную тьму, обнаружить себя перед домом. Тем самым, её родным.

В окне снова мелькал светлячок, подзывая к себе. Кто-то ждал её.

И Анка пошла.

Она шла, а дом всё не приближался. Рядом снова послышались голоса. Сначала шепотом, но с каждым шагом они становились только громче.

Внезапно Анка почувствовала за спиной чьё-то присутствие. Голодный взгляд, намерение причинить боль. Убить. Не оборачиваясь, она начала бежать, сначала неуверенно — тело было словно ватное, — затем быстрее и быстрее.

Гомон голосов слился в одну какофонию, в которой слово «убийца» выдавало один стройный ритм, как метроном. И на каждое «ца» кто-то позади приближался ещё на шаг, обдавая тело холодной волной.

Анку накрыла паника. Она никогда не доберётся до дома. Никогда не увидит родителей. Никогда не выберется из этого кошмара.

Дом будто отдалялся всё дальше, а светлячок метался из стороны в сторону как загнанный в угол зверь, пока в один момент не потух. В это же мгновение Анка споткнулась и упала.

Лес, дома, канава — всё пропало, осталась только плотная чернота. Анка почувствовала обжигающий холод за спиной: что-то догнало её. Оно не шевелилось, не прикасалось к девушке, не произносило ни звука. Но оно было здесь, и оно пришло убивать.

Не по своей воле голова Анки начала поворачиваться, страша сломать шею. По щекам текли слёзы, она не хотела видеть, что находится позади.

Она не хотела ничего вспоминать.

Но ей пора было это сделать.

20 июля. 17:46.

Анка в испуге распахнула глаза и рывком села в кровати. От таких телодвижений перед глазами всё поплыло, и девушка снова зажмурилась, пережидая головокружение. Щёки были влажными. Впрочем, и не только они: всё тело было мокрым и склизким, будто Анка пробежала марафон. С закрытыми глазами ощущение, что она снова в лесу, усилилось — к влаге и холоду добавились темнота и страх, — поэтому, несмотря на тошноту, девушка снова разлепила веки, впитывая тёплый свет.

Конечно, она была не в канаве. Даже, напротив, ладони упирались в нежнейший золотисто-бежевый шёлк с крупными цветами темнее фона на несколько оттенков. Ноги укрывало огромное пуховое одеяло, заправленное в пододеяльник из той же ткани, из которого была сделана простыня. У головы три объёмные подушки – на них цветы бордового оттенка, такого же как бархатное покрывало, убежавшее в ноги, и балдахин, плотным полотном отделяющий уютное гнёздышко от внешнего мира. Плотная ткань практически полностью блокировала свет, но прямо перед лицом Анки, на стыке двух полотен, юркий луч солнца пробивался в небольшую щель, слепя и заставляя жмуриться.

Лёгкая светлая рубашка, достающая до колен, была Анке не знакома. Она плотно прилегала к мокрой коже девушки, прохладная и скользкая, будто кожа рептилии, сползающая при линьке. Покрывало у ног и скомканная ткань постельного белья рассказывали о пережитой во сне лихорадке.

В этом маленьком коконе, закрытом от мира снаружи, у Анки не было ни одной знакомой детали, за которую она могла бы уцепиться, но более это было не важно: с ушедшим кошмаром вернулись воспоминания о больнице, а за ними потянулись и остальные. Однако именно бледное и безумное лицо ординатора вызвало первый всхлип и слёзы — его кровь ещё мерещилась девушке на её руках.

За первым всхлипом пошёл второй, а за ним — следующий. И вот уже новая влага капает на невысохшую одежду, а рыдания раздирают грудь.

Полотно балдахина резко отъехало в сторону, и в ослепляющем ореоле света появился чёрный силуэт человека, чей знакомый голос, наполненный дрожащим волнением, позвал девушку по имени:

— Анка?