Убить Саламандру

Анка сидела ошарашенная: она и не ожидала, сколько боли скрывается в этой хрупкой и весёлой девушке. С первого взгляда Алина показалась ей сильной личностью, быстро и бесстрашно принимающей решения в затруднительных ситуациях. А сейчас перед ней сидел человек, который будто всю жизнь кричал о помощи, но его никто не слышал. Даже сейчас, рассказывая о своих бедах, он не верил, что его когда-либо услышат.

Анка подалась вперёд и обхватила руками Алину, прижимая к себе. Захарова, не ожидавшая такого, замерла в объятиях.

— Тише, тише, — Анка успокаивающе гладила её по спине. — Послушай меня. Как бы ты сейчас не пыталась меня убедить, что это была маска, я знаю, что передо мной красивая, умная, весёлая и взрослая девушка, которая сама может решать, каким будет её будущее. Даже если ты будешь совершать ошибки, спотыкаться, падать, я уверена, ты будешь снова вставать и идти вперёд с гордо поднятой головой, — Анка отстранилась от Алины и заглянула ей в лицо. — Моя жизнь внезапно закончилась пять лет назад, и вряд ли у меня теперь есть будущее, — она невесело усмехнулась, — но мне было бы чертовски обидно, если бы до того момента всю мою жизнь решали за меня родители: кем быть, как себя вести. Представь себе только — умереть, так и не прожив собственную жизнь! — Алинины глаза широко распахнулись на этих словах. — Уж я-то тебя понимаю: меня последние пять лет тотально контролировали, и смотри, к чему это привело? Я совершила множество ужасных поступков, но это всё было следствием не моих желаний, а чьих-то других. Так разве я жила эти пять лет? Или просто существовала? Скажи мне.

Улыбка на губах Анки дрожала. Она хотела поддержать девушку, успевшую стать ей близким человеком, но под конец речи и сама начала опускаться в самокопание. Она не чувствовала себя человеком, скорее монстром с животными инстинктами, который только и знал, что спать да есть, а больше ему ничего и не надо было.

В Алине же будто что-то перемкнуло. Теперь она ошарашенно смотрела на Анку.

— Т-ты правда думаешь, что это не жизнь — слушать другого человека? Даже если это твоя мать? — голос предал девушку, превратившись в шёпот.

— Конечно, — Анка уверенно кивнула: сомнений у неё не было.

— И ты правда себя не контролировала?

— Ты ведь сама проверяла меня на цребро… церебо… — Анка в смущении запнулась.

— Цереброметре, — машинально поправила Алина. — Ты правда хочешь избавиться от Слома? — Последнее слово и вовсе прошелестело на губах тише ветра. Если бы не тишина зала и безлюдной улицы, Анка могла бы и не услышать последнюю фразу.

— Правда, правда, правда — на все три вопроса, — она снова обняла девушку, шепча следующие слова ей на ухо. — Мне очень страшно, что я могу быть ответственна за Слом, но, если это так, Алина, я клянусь, что всё исправлю.

Тишина, обступившая девушек, перестала быть осязаемой, распавшись тысячей невысказанных сожалений. Она сплотила этих двух людей, уцепившихся друг за друга в пустынном холле. Возможно, именно с этого момента Анка могла бы называть Алину другом, а Алина Анку — первой подругой. Девушкам врач никогда не доверяла, считая всех такими же двуличными, как её мать.

Внезапно Алина отстранилась, отталкивая подругу от себя.

— О боже! Я, наверное, ужасно выгляжу, — она помахала ладошками около лица, как будто пытаясь высушить слёзы. Да, макияж потёк и потрепался, но очарование Алины никуда не исчезло. — Фух, я пойду… припудрю носик, — она резко встала и начала отступать спиной вперёд в сторону туалета. — Ты… ты не жди меня здесь. Поднимись лучше наверх в комнату, где мы ели, — Алина хотела развернуться, но остановилась. — Хотя нет, давай лучше в буфете на первом этаже?

— Я подожду тебя здесь, мне не тяжело, — ответила Анка.

— Да, но… — Алина взглянула на часы в телефоне, — ребята скоро будут, и мне кажется, мы можем забавно подшутить над ними и спрятаться, что думаешь? — Алина снова улыбнулась той жизнерадостной улыбкой, которую Анка уже хорошо знала.

— Да, отличная идея, — Анка встала и направилась к лестнице, — жду тогда тебя в буфете, не утони.

Махнув на прощание рукой, Анка скрылась в глубине арки. Ей показалась подозрительной вновь вернувшаяся напускная весёлость девушки, а потому она не стала далеко уходить, спрятавшись за стенку, и успела увидеть, с какой скоростью Алина скрылась за дверью уборной. Странно, она очень торопилась.

— Давай же, давай! — Алина судорожно включала обратно свой розовый телефон. Времени оставалось немного.

Какая же она дура! Дура-дура-дура!

Алина вышагивала вдоль раковины, только краем глаза взглянув на себя в зеркало.

«Страшилище! И как только девочка может быть такой безобразной? Придётся учить пользоваться тебя косметикой, а то никто на тебя даже не взглянет». У одиннадцатилетней Алины начался переходный возраст, усеявший нос и лоб мелкими красными точками. В классе все уже ходили помеченные гормонами, но Антонину Евгеньевну волновала только её дочь. Она должна быть лучше, красивее, умнее, иначе её тоже потом бросит муж с годовалым ребёнком на руках ради молодой секретарши с надутыми губами и грудями.