Убить своего дракона

Голову с короткой стрижкой из вьющихся волос, тронутых сединой, с выступавшими монголоидными скулами, породистым носом с горбинкой, четко вычерченными губами и темными глазами Ольга всегда держала прямо — многолетняя привычка. В молодости она была очень красива, и сейчас порода брала свое. Поздняя дочка профессора лингвистического факультета, рано потерявшая мать и попавшая в руки переехавшей к ним строгой тетки, наполовину немки, старой дореволюционной закалки, Ольга вышколена была по высшему разряду, так, что на всю жизнь хватило светских манер и заповедей, которые под страхом смерти нельзя нарушать — аккуратный маникюр шел оттуда. Гриша со своими золотыми мозгами приехал откуда-то из-под Новосибирска и поступил на физфак университета, а Ольгу в тот же год приняли на исторический, отделение искусствоведения. Познакомились они в студенческом театре и больше никогда не расставались. Ольгин отец умер, когда оба блестяще закончили университет, в оставшейся ей квартире у них началась семейная жизнь, где место было только празднику, любимой работе и дальнейшему образованию. Когда Гриша стал профессором, да еще и начал очень прилично зарабатывать, Ольга оставила музей и сопровождала мужа во всех зарубежных поездках, устраивала званые вечера, ходила по антикварным лавкам, магазинам, где знакомые продавщицы всегда держали для нее что-нибудь дефицитное, по парикмахерским, планировала путешествия, выезды на дачу, приемы. Они были абсолютно счастливы и ни разу не поссорились за всю свою совместную жизнь. Несколько раз исколесив вдоль и поперек Европу, они стали расширять географию и объездили почти весь мир. Весной собирались поехать в Индию, а он взял и умер. Сегодня исполнилось сорок дней, как он ее покинул. Она бы и сама отправилась за ним по собственной воле, бросила пить свои лекарства, быстрее бы износилось сердце от постоянно колющей его острой тоски, и уход за одинокой могилой, который Ольга приводила себе как мотивацию жить, не удержал бы ее на этом свете. Дело было в Ляле.

* * *

Вечером после пышных похорон, с огромным количеством цветов и венков, и поминок в ресторане, на которые почтить память Гриши собрались близкие, ученики и коллеги, наши и иностранные, Ольга с двумя Гришиными лучшими друзьями и своим другом детства Марком тихо посидели дома. Марк, почти член семьи, даже предлагал у нее остаться, чтобы ей не было одиноко, но она отказалась, и он уехал. Ольга автоматически прибрала со стола, сходила вынести мусор, а когда вернулась, у дверей квартиры обнаружила кошку. Она сидела на коврике и, задрав голову смотрела: когда откроют? Ольга впустила ее, кошка прошмыгнула в комнату и свернулась калачиком на любимом Гришином кресле. Ольга поставила ей молока, написала объявления и на следующий день развесила на столбах. Никто не откликнулся. В доме появился лоток, две миски, пришлось покупать рыбу, играть, гладить, общаться, чесать колтуны. На Гришином кресле уверенно обосновалось пушистое, черное, блестящее, с зелеными глазами в полморды. Мяукала кошка так забавно, тоненько, отрывисто, что получалось не мяу-мяу, а ля-ля. И Ольга назвала ее Ляля.

* * *

Ольга ходила на кладбище сначала к родным, не так часто, как хотелось бы, два раза в год, весной — на Пасху и осенью — прибраться перед зимой, а теперь вот уже ходит к Грише. Некоторые могилы, мимо которых она проходила, неизменно манили ее, и она всегда задерживалась возле них. Казалось, что, постояв рядом, можно все узнать о человеке, погребенном на этом маленьком кусочке земли, обнесенном невысоким заборчиком. Но это была иллюзия, только неуловимое чувство сопричастности, которое Ольга Андреевна не могла выразить словами, возникало и увядало вместе с лепестками могильных цветов.