— Думаю, сама перегородка была возведена именно для нее, как иконостас для иконы.
— Тогда об этом должен был знать мой отец, но он никогда не обращал внимания на эту стенку.
— Ее могли сделать, скажем, летом, когда его не было дома. И, если я не ошибаюсь, — отец открыл последнюю страницу, — ее построили в тридцать пятом году, когда ему было десять лет.
— Девять.
— Вот здесь стоят даты: 1910–1935. «Книга заговоров южных славян» В начале работы он еще мог себе позволить поездить по Восточной Европе и России. Видишь: Сербия, Болгария, Украина, Словения, Польша. Но в 1935-м эта рукопись могла означать только одно: лагеря, смерть, горе. Он ее замуровал до лучших дней. Такие были годы! Приходилось казаться не тем, кто ты есть. Человеком-дубльфастом.
— Оборотнем? — спросил сын, глядя ему в глаза.
— Да! Что-то в этом роде. Сталин очень уважал Ивана Грозного и, предполагаю, знал легенды, которые ходили о ночных разбойствах Малюты Скуратова. Поговаривали, что тот посредством заговора превращался в волка. Да и само название «Книга заговоров южных славян»… Ты ж понимаешь!
— Малюта был оборотнем?
— Так гласит легенда. Фольклор! — Он захлопнул фолиант. — Теперь понимаю, почему ты пошел на исторический. Так тому и быть! Но первый курс тебе придется провести на юридическом, потом переведешься. Я уж постараюсь, чтобы ты туда попал, не зря же прадед замуровал эту книгу. Хвалю! Такие дела надо продолжать.
— А что ты имел в виду, когда говорил насчет того, что волка ноги кормят?
— Последнее дело быть адвокатом, не побегаешь — не поешь. Надо быть хитрым и оборотистым.
— Понятно.
Книга прадеда изучалась им тщательно, каждый пункт и подпункт были прочитаны и осознаны, пока он не наткнулся на строки:
«Идет человек и плачет. Его спрашивает Богородица: „Что с тобой?“ Он отвечает: „Жена-вдовица кинула на меня меховую шапку, волчью шкуру, страшную обувь“. Богородица говорит: „Я отведу тебя к найденному колодцу, там женщина тебя обмоет водой“». (Вост. Сербия, от кикиморы, которая нападает на дороге.)
Вот он, «найденный» колодец! Сработал пусковой механизм, и отныне это поведет его по жизни. Все стало сразу похоже на судьбу, на мировоззрение, а не на болезнь. Уже то, что он не может физически превратиться в волка, его успокаивало, но ему более страшна была возможность трансформироваться в него психологически, ведь приступы агрессии его не покидали. И каждый раз предвестником приступа было непроходящее желание залезть под стол. Но в новой маминой кухне уже не было для него места.