Убитая монета

Говорят, что Цюрих ощутимо и визуально набит деньгами. Идешь мимо тихого кафе, а потом читаешь, что именно в нем проходила встреча боссов итальянской мафии. А в ресторане через улицу, спустя две недели после выхода из отечественной тюрьмы, изволил откушать знаменитый российский олигарх…

Можете представить себе Вокзальную улицу в каком-нибудь нашем районном центре? Так вот главная улица в Цюрихе — Банхофштрассе, то есть тоже Вокзальная, но она здесь самая знаменитая и помпезная. По словам ирландского писателя Джеймса Джойса, эта улица так чиста, что с нее можно есть суп, и у нее даже зарегистрирован свой сайт в Интернете. Но, рассказывают, впрочем, что это все в прошлом, и теперь в считанных метрах от Банхофштрассе какой-нибудь понаехавший мигрант может запросто справить малую нужду. А полицейский на прямой вопрос, что в таком случае надо сделать добропорядочному бюргеру, отвечает: идти дальше по своим делам…

Александр Дыбенко оказался здесь впервые, и вчера почти сразу почувствовал, что вокруг Швейцарии существует невидимая, но вполне себе явственная граница. Граница, прочерченная деньгами. Снаружи, за ней все заметно дешевле, а внутри все дороже. И у всех есть выбор, покупать дороже или дешевле. И все его делают. Просто у тех, у кого есть совсем лишние деньги, всегда имеется возможность сделать это внутри по принципу «меньше народу, больше кислороду». Или ксенофобам с анахоретами.

Такая же граница и вокруг Цюриха — в городе тоже почти все дороже, кроме цен в сетевых магазинах. Но границ много и внутри городской черты. На той же Банхофштрассе, на паре сотен метров, один и тот же товар может стоить в два-три раза дороже или дешевле, в зависимости от магазина. Ощутимо меняется уровень вежливости персонала. Площадь магазина и метры на товар тоже увеличиваются. Чистота и порядок приобретают маниакальный масштаб. И даже может включиться своеобразная «машина времени» — тут кое-где можно вернуться в прошлое, в благословенные времена избыточной приветливости персонала и лозунга «клиент всегда прав», вместо современного эгалитарного «сотрудничества продавца и покупателя». Полное ощущение, что зарплата работников действительно позволяет им улыбаться тебе искренне, а не за деньги.

Матрос прочитал по дороге, что собственно швейцарцы составляют всего половину населения страны, остальные — не граждане, и всех это устраивает. Швейцарцы постоянно беспокоятся о том, чтобы не допустить ухудшения своего имущественного положения. Они делятся на множество слоев и на самой вершине — уршвайцеры, то есть потомки швейцарцев минимум с XV–XVI века. Так что, если спросить какого-нибудь из местных, уршвайцер он или нет, то, с огромной вероятностью, тот подожмет гордо поднятый до этого хвост, и молча уйдет. А швейцарская фишка, о которой все знают, — это пятьсот с лишним референдумов, прямое народное волеизъявление без депутатов, или иных посредников. Примеры? Пожалуйста. Гарантированный доход в размере прожиточного минимума каждому не был поддержан народом. Если бы ответ был «да», можно было бы жить на эти деньги и заниматься тем, что у тебя в жизни получается лучше всего — хобби, то есть по-настоящему любимым делом. Или ставился вопрос, разрешить ли работать в стране гражданам двух новых стран Евросоюза? Ответ был — «нет». Конечно, младший медперсонал и прочая прислуга не смогут из-за этого стать дешевле, но мы можем себе такое позволить…

Мечта о социальной справедливости здесь пока воплощается в том, что восточноевропейские свиньи живут в нечеловеческих условиях, а швейцарские — в человеческих, поэтому цены на швейцарскую свинину дороже на порядок. Думаете, рассказывал Матросу пару лет назад знакомый нумизмат, почему местная говядина стоит по сотне долларов за килограмм? Потому, что ее еще в живом виде регулярно, каждый месяц возят мимо скотобойни, чтобы, когда повезут туда последний раз в последний путь, она не испытывала стресса на знакомой дороге. И не вздумала выработать адреналин, дурно влияющий на ее цену и потребительские качества в виде туши…

Александр почувствовал, что лежащая рядом женщина тоже проснулась.

— Доброе утро! — Он опасался утренней неловкости, как уже не раз бывало с ним во времена далекого студенчества.

— Привет… — кажется, эта женщина совсем не стеснялась своей наготы.

Говорят, что по-настоящему мужчина пугается в первый раз, когда не может во второй раз. И во второй раз пугается, когда не может первый раз… В этом отношении, судя по всему, Матросу пока не стоило ни о чем беспокоится. Тем более, что они вовсе не были такими уж пьяными — решение провести ночь вместе оказалось вполне сознательным, хотя и несколько неожиданным для обоих.

В конце концов, они взрослые люди… и раз уж так получилось… и вообще…

Александр вдруг поймал себя на мысли, что не мог заставить себя думать о Марии с подходящей для случая долей цинизма. Она была остроумная, образованная, выглядела моложе своих лет — и к тому же, припомнив некоторые моменты из прошедшей ночи, мужчина приятно смутился и даже почувствовал некоторое шевеление…