Убю король и другие произведения

Когда челн уже вырвался из кольца прибрежных рифов, мы увидали, как жены короля пинками гнали с острова безногого калеку, заросшего травой, точно покрытый водорослями одряхлевший краб; трико ярмарочного борца обтягивало его тщедушное тельце, и издалека он мог бы показаться голым, как король. Он с силой оттолкнулся цестусами своих кулаков и, рокоча колесиками деревянного сиденья, попробовал догнать пересекавший нам дорогу «Коринфский омнибус», чтобы запрыгнуть на открытую платформу; такой рывок, увы, под силу лишь немногим. Неудивительно, что он слетел с тележки, нелепый и убогий; открытая теперь всем взглядам складка — не столько даже непристойная, сколько смешная — прорезала его упругий зад.

XVIII О странствующем замке, который оказался джонкой

Гюставу Кану

Фаустролль, не отводивший глаз от стрелки компаса, решил, что мы, наверное, уже недалеки от северо-восточной оконечности Парижа. Сначала мы услышали тугое натяжение стекла, и через мгновение нашим взорам предстала вертикальная поверхность моря, стоявшая на крепостной стене растений, корни которых блеклыми артериями уходили в песок, а вскоре мы уже скользили между змеиных липких тел покрытых водорослями волнорезов по идеально ровному пустому пляжу, раскинувшемуся точно огромный город.

В амальгаме облаков отражались перевернутые статуи — изумрудные грезы из царства корабельных остовов; суда тоже плыли по небу вверх дном, представая то отпечатком невидимого будущего, то предвестником едва заметных вдалеке крыш замка Музыкальных Темпов.

Неутомимым загребным я налегал на весла, пока через несколько часов Фаустролль не заметил наконец несшийся перед нами контур замка, то и дело исчезавший из виду, будто мираж — однако вырвавшись из плена тесных улочек, где опустевшие дома шпионили за нами сетчатыми веждами зеркальных окон, мы с хрупким звоном ткнулись в резную лестницу этого дома-кочевника.

Вытянув челн на берег, Горбозад поспешно спрятал снасти и прочие сокровища в глубокий грот.

— А-га! — промолвил он, но мы не стали слушать продолжения.

Дворец являл собой причудливых конструкций джонку, покачивавшуюся на волнах вязкого песка; как уверял меня Фаустролль, ровно под нею и покоятся останки Атлантиды. Чайки сновали в воздухе подобно солнечным языкам небесного колокола или темному нимбу вибрирующего гонга.

Повелитель острова приблизился к нам пешком, прыжками пересекши сад, разбитый прямо на песчаных дюнах. Он носил черную бороду и панцирь из выцветшего от времени коралла, пальцы его были унизаны серебряными перстнями с томившейся в объятиях металла бирюзой. В переменах самых разных блюд из разновидностей копченого мяса мы пили скидам и горькое пиво. Каждый новый час отбивали куранты из иного металла. Когда часовой нашей галеры отдал швартовы, замок вдруг сложился, подобно карточному домику, и испустил дух, а на небе, в сотнях лье от нас, появилось отражение гигантской джонки, рассекавшей пламя песка.

XIX Об острове Птикс

Стефану Малларме

Остров Птикс — отдельная глыба из камня бесценной породы, который носит то же имя, поскольку обнаружен только на данном острове, целиком состоящем из этой глыбы. Это место отличает безмятежная прозрачность белого сапфира, однако здесь прикосновение к драгоценности не пронизывает льдом, но мягко разливается теплом, подобно хорошему вину в желудке. Прочие камни холодны, словно пронзительные вопли труб, а этот остров блестит теплой росой литавров. Мы без труда смогли к нему причалить — его гладкие берега напоминали края огромной плиты, — но, выбравшись на землю, решили было, что ступаем по солнцу, лишенному как слишком мутных, так и чересчур отсвечивающих языков пламени (так лампы в древности горели ровным, но беспощадным огнем). Здесь ощущалась не случайность вещей, но вещество вселенной, а потому нас нимало не занимало, была ли безупречная поверхность жидкостью, уравновешенной в соответствии с вечными законами бытия, или же податливым лишь для отвесного луча алмазом.

Правитель острова приветствовал нас с парохода: корабельная труба вторила голубым нимбам прокуренной трубки у него над головой, разбавляя их ароматный дым собственной копотью и покрывая жирными буквицами девственный лист небес. Когда судно подпрыгнуло на волнах, стул капитана накренился, будто радушно кивая нам.