Убю король и другие произведения

Поскольку всю эту осанну копролалии белобородый психопат закончил диким криком и совсем уже неподобающими содроганиями, мы увидали с палубы челна — стоявшего на якоре у стелы, занимаемой пухлявым мальчуганом, — как вниз слетела белая броня из выкрашенного картона (или папье-маше) и пышным кустом распустилась мерзостная борода будто сошедшего с Сикстинской фрески карлика сорока пяти лет.

Со своего благоухающего арфами престола властитель острова воздал хвалу удачному творению, и, покидая его земли, мы слышали летевшую нам вслед мелодию:

«Счастлив тот мудрец, что живет один на холме и пробуждается от звука кимвалов; храня покой и целомудрие, дает он обет никогда не открывать черни причину своей радости!»

XXIV О герметическом мраке и короле, ожидавшем смерти

Рашильд

Переправившись через реку Океан, которую из-за бездвижности можно было принять за улицу или бульвар, мы оказались в царстве Киммерийцев и Герметического мрака — невероятно, сколь отличны друг от друга два эти земных пейзажа, как размерами, так и производимым впечатлением. Солнце, садясь меж кожных складок на подбрюшье Города, скрывается из глаз в подобии червеобразного отростка уличных кишок. Места здесь изобилуют глухими стенами и тупиками, которые порой уходят вниз глубокою пещерой. В одной из них и зреет восходящая день изо дня звезда. Там я впервые понял, что добраться до изнанки видимого горизонта совсем не так уж сложно — а солнце там и вообще можно почти что трогать рукой.

Поверхность Океана там вылизывает отвратительная жаба, которая глотает опустившийся на волны диск — так блеклый рот луны ночами пожирает облака. Пред этой обжигающей облаткой она и преклоняет днесь колена, и пар выходит из ее ноздрей, и восстает столб пламени — то души смертных. Нечто подобное Платон назвал распределением судеб по сторонам от центра. Строение лягушки таково, что, падая ниц, она одновременно приседает, и, стало быть, ее глотательное ликование никак не задано в пространстве. Поскольку же процесс пищеварения расписан у амфибии буквально по часам, кишечник жабы даже не осознает, что сквозь него прошла звезда — да и усвоить жгучее светило он не в силах. Прокладывая свой извилистый путь по разноприродным потрохам земли, жаба выходит на поверхность с противоположной стороны и очищает организм от отравляющих его фекалий. Из этого наноса и рождается диавол Множественности.

В стране, где солнцу ведомы одни закаты, живет король, поставленный присматривать за этим выродком и живущий похожею судьбой; день изо дня он ожидает смерти, уверенный, что ночь однажды станет вечной, а потому без устали справляется о перистальтике солнцеглотательницы-жабы. Поскольку пристально следить за опростанием ее желудка и странствованиями полуденной звезды ему все недосуг, он обзавелся зеркалом, гнездящимся в его пупке и отражающим перемещения светила. Его единственным времяпрепровождением стала постройка карточного замка — к которому он, что ни утро, прилаживает новый этаж, — куда один раз в месяц съезжаются бесчинствовать властители заморских островов. Когда число надстроек в замке будет уже сложно сосчитать, светило неминуемо заденет их в своем полете, что приведет к поистине катастрофическим последствиям. Король, однако, благоразумно позаботился не возвышать его в касательной к земной орбите, и замок ширится по сторонам пропорционально своей высоте.

Уже смеркалось, когда Горбозад втянул челн на берег, и потому король, согласно упомянутой привычке, дожидался гибели, а жаба широко зевала. Траурный креп затягивал весь замок, неподалеку были заготовлены шезлонги для отходящих в мир иной и нежные отвары, дабы смягчить предсмертные страдания. Поскольку Горбозад считал себя не чуждым чувству долга — хотя не признавал того открыто с бездумной говорливостью, — он облачился в черные одежды и увенчал свой череп (формою напоминавший неисправный перегонный куб) бельгийской шляпой: ее сияющие переливы длиной своей волны вторили муару павианьего наряда, а внешний вид, казалось, олицетворял одно из полушарий царства мертвых.

Ночь быстро щелкнула костяшками счетов-часов, и было решено зажечь светильники.

Внезапно ободочная кишка лягушки исторгла длинное тягучее мычание, и плохо переваренный огненный шар продолжил свой обычный путь к горе дьявола Множеств.

Как по команде, угольная драпировка обернулась радостным багрянцем, и вот мы уже смаковали приворотное зелье при помощи соломин; когда же на блестящих подлокотниках шезлонгов расположились миниатюрные красотки, наш Горбозад решил, что настало время чувственных наслаждений:

— А-га! — подытожил он свои размышления, но увидал, что мы разгадали ход его мысли, а главное — с удивлением обнаружил, как его простецкая бельгийская шапчонка покатилась по ковру с неумолчным грохотом ежа из кованого железа.

Книга четвертая ВАКХАНАЛИЯ МОЗГА

XXV О земном отливе и лживом водяном епископе

Поло Валери