Убивство и неупокоенные духи

Тенор

: Сторож, сторож, сколько ночи?Выпадает ли роса?
Не видна ли на востоке
Мертвенная полоса?

Бас

: Ночь слабеет, ночь бежит,Забирает тьму с собою,
Скоро солнце озарит
Златом – небо голубое.

Я – жалкая душа, охваченная страхом смерти, а Ланс – великое олицетворение всемогущей Надежды, и Мод грохотала на пианино, аккомпанируя, а наши голоса сливались, я смелел, и заключительный куплет мы гремели так, что публика была вне себя от восторга:

Могилы хлад и ночи мрак
Хранят мой жалкий, скорбный прах.
Восславлю утро, что грядет,
И ночь навеки изойдет!

На этом куплете матер всегда рыдала. Но счастливыми слезами – ведь это было обетование христианской веры, положенное на музыку. Бедная матер, она ушла первой. А Элейн пела «Прощай» Тости, и у нас у всех глаза были на мокром месте. Счастье страдания, как называет это Брокки. Типично валлийское счастье страдания. Но оно питало наш дух, как никогда не сможет та музыка, что нравится Брокки. Такого уже никто не поет. Впрочем, сейчас вообще уже никто не поет просто так – только за деньги. Мы-то пели, потому что не могли не петь… На некоторых вечерах пела и Вина, после того, как мы поженились. Отличное контральто. Ее звездным номером была немецкая песня, авторства какого-то Бёма. «Still Wie die Nacht». Но, конечно, она пела по-английски:

Глубже даже океана,
Словно ночь, нежна —
У тебя любовь такая
Быть ко мне должна.

Конечно, требовать такого от валлийского мужа-краснобая – это много. Но когда она пела:

Как скала тверда любовь,
Словно сталь, светла…
У меня любовь такая
Быть к тебе должна, —