Участники Январского восстания, сосланные в Западную Сибирь, в восприятии российской администрации и жителей Сибири

— Я говорю на русском языке, а они — на польском. Они родом поляки, а я родом — русский, из русского города, родился и вырос в русском семействе; у меня по отцу дедушка — священник, и по матери дедушка — тоже священник.

— Так, а как же это тебя везут с ними вместе? Они хотели, чтобы царь был свой, польский; а ты как же то между ними оказался?

— Прежде всего надо тебе то сказать, что у поляков не одно только это желание, чтобы царь был свой, польский. Они того хотели, чтобы ото всех польских городов и сел были бы выбраны хорошие люди, и чтобы эти выборные люди все бы взяли под свою руку; чтобы они и законы составляли, и подати назначали, и рекрутские наборы, и наблюдали за порядком, за всеми чиновниками — от маленьких и до самых старших, которых зовут министрами. А на счет царя мысли были не у всех поляков одинаковые: одни так понимали дело, что царь у них будет в роде старшего министра; другие говорили, что министерская служба для царя не подходит, пускай, дескать, он живет в свое удовольствие: роскошные обеды, вечеринки, музыка — пускай он как сыр в масле катается, а особенно, когда в гости приезжают иностранные цари или там их сыновья, что ли. Так ли, этак ли; был бы у них царь в роде старшего министра или вместо того, вроде хлебосольного барина — все равно главная сила была бы не в нем; главная сила была бы — выборные люди; они бы всем царством правили. Вот этого самого и я хотел; они хотели для польского народа, а я хотел для русского народа: чтобы, значит, ото всех русских городов и сел были бы выборные люди, чтобы они правили всем царством, и чтобы все чиновники, начиная от министров, были бы у выборных людей под наблюдением и в строгом послушании. Разумеется, теперешним министрам это все не по вкусу; вот и сослали.

Ямщик молчал. Я считал разговор оконченным, и мы с Новаковским стали беседовать о разных разностях, не относящихся к затронутой ямщиком теме. Оказалось, однако, что ямщик не считал предмет исчерпанным; минут через двадцать он повернул голову немного в мою сторону и проговорил:

— А ведь этого нельзя.

— Что нельзя?

— Да вот, выборных-то людей. У нас бывают в волости тоже разные дела: на волостного писаря надо деньги собрать, на больницу, на рассыльных, случается — на мостишко какой-нибудь; все надо сосчитать, раскладку сделать. Посылаем доверенных людей в волость на согласие. Выходит ничего, гладко; а иной раз и не гладко: разругаются, передерутся; приедут с этого согласия — у кого глаз подбит, у кого зуб вышибли. Волостное дело — и то дерутся; а всем царством править… Нет, этого нельзя; мы все передеремся; хорошего не выйдет.

У меня мелькнули в голове разные возражения. Всего бы правильнее было сослаться на пример других народов; но этот пример где-то далеко, за горами, за морями; на моего собеседника окажет действие очень слабое. Мне показалось, что для него убедительнее будет рассказ о покойном государе Николае Павловиче, слышанный мною в то время, когда я еще учился в гимназии; и я дал ему такой ответ:

— Теперешнего нашего царя зовут Александром, его отца звали Николаем Павловичем. Николай Павлович царствовал тридцать лет; крутой был человек, а иной раз и пошутить любил. Он часто ездил по своему царству, все делал военные смотры, войском очень занимался; ну, конечно, и в другие дела, не военные, тоже заглядывал. Вот в каком-то городе понравился ему какой-то чиновник по лесной, помнится, части; он и говорит губернатору: понравился мне вот этот чиновник, хочу его наградить, повышение ему сделать по службе; у тебя теперь не пустует ли какая-нибудь хорошая должность? Губернатор говорит: оно, ваше величество, точно, пустует должность, но только, кажется, не подойдет — инспектор врачебной управы недавно умер. Царь говорит: вот и отлично; я его назначаю на эту должность. А инспектор врачебной управы должен наблюдать за докторами, за больницами, за аптеками. Лесничий, как услышал эти слова, бух царю в ноги: ваше величество, говорит — я докторскому делу не обучался, невозможно мне быть на такой должности. А царь засмеялся, похлопал его этак по плечу, да и говорит: эх, ты, простота! ты с меня пример бери: начинал я царствовать — царского дела не знал; день за день, год за год — попривык, научился; теперь царское дело правлю не хуже других царей, а пожалуй — и получше их; так-то, мой милый; не робей — помаленьку научишься.