Участники Январского восстания, сосланные в Западную Сибирь, в восприятии российской администрации и жителей Сибири

В числе арестантов, назначенных к перемещению из конторы в казармы, находились Муравский, Волосевич, Ярошевский, Петров, Радзеевский и Политовский. Муравский застрял в казармах чуть не на полгода; почти пять месяцев я его не видел, а потом мы оба оказались снова в одной тюрьме — в полиции, о чем я буду говорить в свое время. Остальные пятеро, насколько могу припомнить из разговоров с другими поляками, были довольно скоро отправлены из казарм на поселение. Дошедшие до меня сведения об их дальнейшей судьбе довольно скудны. Волосевич лет через семь после описываемого времени находился б какой-то губернии Европейской России, если не ошибаюсь — в Рязанской; в материальном отношении устроился сначала очень недурно, но потом произошла какая-то большая неприятность — что-то упоминалось о каких-то амурных историях с драматическими развязками. — Ярошевский и Петров чрез некоторое время по освобождении из тюрьмы получили разрешение жить в Иркутске, занялись мелочною торговлею, которая у Ярошевского шла довольно хорошо, у Петрова плоховато, так что он решил поступить на частную службу и получил должность, если не ошибаюсь, заведующего винным складом у какого-то из тамошних крупных виноторговцев. — Радзеевский был отправлен в какую-то деревню Енисейской губернии, довольно скоро женился; оказалась ли эта женитьба неудачной, или подействовали другие причины, но в результате появилась та болезненная наклонность, которую мы, русские, склонны считать присущею только нашему, великорусскому, племени — он стал пить запоем. — О Политовском не слышал решительно ничего.

В числе арестантов, назначенных комендантским управлением к перемещению из конторы в первый номер, находились Новаковский, Небыловский, Вишневский, Суский и я. У Вишневского переплетной работы было много; у четырех остальных работы не было почти никакой. Некоторое равенство можно было бы установить, принимая не все заказы по переплету книг, а только часть их; но Вишневский не соглашался на это. Не желая обуздывать его трудолюбие, но не желая также и эксплуатировать его, мы сочли за лучшее ликвидировать коммуну, т[о] е[сть] разделиться; и чрез несколько дней разделились дружелюбно, без недоразумений и ссор. За недолго пред тем мы произвели выдел шести членов коммуны, назначенных к перемещению в казармы — произвели его тоже совершенно мирно, по-товарищески.

Новаковский, Небыловский, Вишневский и Суский были освобождены из тюрьмы и отправлены на поселение, если память меня не обманывает, летом или осенью 1867 года. Потому ли их освободили, что сроки, назначенные судебными приговорами и сокращенные всемилостивейшим манифестом, пришли к концу, или же после манифеста был применен к ним указ подобного же содержания — не помню. Что касается их дальнейшей судьбы, мои сведения таковы: первые трое чрез некоторое время по освобождению из тюрьмы получили разрешение жить в Иркутске и занялись там мелочною торговлею, которая у всех трех шла очень успешно. Потом Новаковский уехал на родину; Небыловский получил право жить в какой-то губернии Европейской России, кажется, в Рязанской или Тамбовской и поступил на железнодорожную службу в должности смотрителя какого-то склада. С Вишневским, оставшимся в Иркутске, произошло несчастие: он раскалывал сахарною голову на куски, при этом нечаянно поранил себе руку; то ли он сам считал ранку пустяком, не заслуживающим внимания, и потому не обратился к доктору своевременно; то ли доктор был приглашен вовремя, но не принял надлежащих мер — ничтожная ранка привела к заражению крови, которое окончилось смертью. Суский поступил на службу самой крупной из тогдашних золотопромышленных фирм, называвшейся «Компания промышленности в разных местах Восточной Сибирии» (компанионами в то время были Сибиряков, Базанов и Немчинов[238]); находился на Витимских приисках этой компании и заведывал компанейским винным складом. Насколько могу судить по доходившим до меня разговорам, компанионы и высшая приисковая администрация были очень довольны Суским за добросовестное исполнение обязанностей, за его безукоризненную честность. Приисковые служащие и рабочие были также в высшей степени довольны им за то, что, являясь к нему с ордерами администрации об отпуске им вина, они получали немедленно все, что было назначено; приходил ли рабочий днем или, в экстренных случаях, ночью — никогда он не слышал от Суского ворчания за потревоженный покой; грубости, придирки, проволочки — ничего подобного от Суского рабочие не испытывали.

12

Коммуна просуществовала шесть месяцев с лишком; подведу некоторые итоги.