Учебка

– Но я могу и кое-что добавить, – сказал он. Догадка пришла к нему только что, как аппетит во время еды. – Арги сняли с Зоны слой с «Ревдой» и, скорее всего, его уже уничтожили. Но излучение разбитых генераторов было столь сильным, что проникло и на другие слои. Отсюда и «тень», а не само излучение.

– Что нам это дает? Мы-то полагали, что найдем «пробой», выход из Зоны как раз таки в том слое, где «Ревда».

– Погоди-ка… – поднял брови Плюх. – А почему именно в том? Мы ведь рассчитывали на то, что излучение проделает эту «дыру». Но если оно проникло сквозь слой, то почему бы и «дыра» не оказалась столь же сквозной? Оставшееся нам наследие «Ревды».

– Для красного словца сказал или правда так думаешь? – с прищуром посмотрела на него Забияка.

– Конечно, правда. Слова нам теперь не помогут, хоть красные, хоть зеленые.

– Блямс, – сказал «богомол».

– Прости, я не тебя имел в виду. И, кстати, дорогой ты наш, на тебя теперь вся надежда. Мы, как понимаешь, никаких дырок, провалов, расщелин и прочих входов-выходов увидеть не сумеем. Так что сейчас пообедаем, и начинай внимательный осмотр этой местности. Походи здесь, покружись, каждый камень пощупай-понюхай. Только будь осторожен, сам в какую дыру не свались.

– Это дело, – кивнула Илона. – Доставайте провизию, хотя бы поедим напоследок не ужимаясь.

– Зачем ты так? – с укоризной посмотрел на нее косморазведчик.

– Как? Ты что это, подумал, небось, что я с жизнью проститься решила? Напротив, в удачу верю. И коль уж мы скоро окажемся в твоем благословенном мире двадцать шестого столетия, то о запасах пищи нам заботиться не придется, накормят.

– Двадцать второго, – сухо поправил Егор, понимая, что Забияка ерничает. «Боится, наверное, – подумал он. – Да и как тут не бояться. Вот и прогоняет страх такими высказываниями. Пусть. Лишь бы ей стало лучше».

На самом деле ему тоже было страшно. Он был почти уверен, что никакого выхода Блямс не найдет. А это значило, что они останутся в Зоне навсегда. И времени этому «всегда» осталось, может, день, может, час, а может, уже и последние секунды. «Интересно, почувствуем мы что-нибудь в мгновение «икс»? Скорее всего, нет. Просто все погаснет. Не только все вокруг, но и само сознание, поскольку исчезнет его носитель. Ну и ладно. Ну и хорошо. В конце концов, до рождения было то же самое. И ничего ведь, не жили как-то. Не жили – не тужили. Вот только успокаивать любимую подобными сентенциями лучше не стоит. Да и вообще, не жить мы всегда успеем. Сейчас бы выжить…»

Обедали не спеша, будто специально оттягивали миг, когда жестокая реальность убьет остатки надежды. Но рано или поздно все заканчивается. Остатки снеди вновь сложили в рюкзаки, и Забияка скомандовала:

– Давай, Блямсик, найди нам выход.

«Богомол» стал неспешными прыжками описывать большой круг.

– Ты что, по спирали потом будешь сужать? – крикнул наблюдавший за другом Плюх.

– Блямс-блямс-блямс! – замахал тот лапами.

– Говорит, что нет. Что ему с такого расстояния до центра описываемой окружности как раз все видно.

– Я же говорила тебе, что можно не дословно толмачить, – буркнула Илона.

– Так я и не дословно. Но чтобы суть была ясна. Ясна ведь?

– Ясна твоя суть. Ясна-красна.

– Ты не кручинься, – приобнял девушку Егор. И та не отстранилась!

– А чего кручиниться? Я, знаешь, о чем подумала? Ну не станет нас, и что? Сколько лет существует Вселенная? Миллион? Миллиард?

– Почти четырнадцать миллиардов.

– Тем более. Четырнадцать миллиардов лет нас не было, и ничего же. Вот ты чувствовал что-нибудь, когда тебя не было? Боль, тоску, голод, жажду? Нет ведь.

– Я тебе больше скажу, – улыбнулся Плюх. – Мне и до этих четырнадцати миллиардов неплохо себе не жилось. – Он не стал говорить ей, что подобные мысли посещали его совсем недавно.

– Потому и кручиниться не о чем. Наша жизнь – нечаянное и весьма краткое недоразумение, только и всего.

– Я бы с тобой согласился, если бы не один важный нюанс. Сколь бы краткой моя жизнь ни была, она не напрасна, если в ней есть ты. Я люблю тебя. Я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты это знала.

– Я тоже тебя люблю, – серьезно и строго произнесла Забияка. – Только вот когда не станет ничего и никого, любовь тоже исчезнет. Бессмысленно все это, Егорушка.

Сердце Плюха сладостно сжалось. Так любимая его еще никогда не называла. Ему до невозможного сильно захотелось прижать ее к себе, обнять, покрыть поцелуями, но при Блямсе, который, к тому же, в отличие от них занимался делом, это показалось ему неприемлемым. Впрочем, рука его по-прежнему лежала на талии девушки.

– Не бессмысленно. Не может любовь быть бессмысленной. Тогда и вся Вселенная – одна большая глупость.

– А так оно и есть. Ты не знал?

Косморазведчик не успел узнать, шутит подруга или нет. Блямс, ускакавший метров на двести от них, замахал издали лапами:

– Блямс! Блямс-блямс-блямс!..

Плюх нахмурился.

– Что? – свела брови и Забияка.

– Далековато, видать. Устройство ерунду какую-то переводит… «Похоже… кого потеряли… плавает…»

– А ближе подойти тебе высшее образование не позволяет? Про религию не спрашиваю, извещена уже, что атеист.