Учебник рисования

Голодают ли они буквально, или вид только делают, что голодают, но — и люди ответственные уверились в этом — поделом им. А население (те самые злосчастные проценты неудачников) расстраивалось, что не оправдывает упований руководства. И рады бы соответствовать — да как?

И шла жизнь русской провинции своим чередом: тощая, убогая, голодная жизнь. И кривились по деревням, как раньше, серые избы, и мерзли зимой, и пили дрянную водку, и суетились по дворам тощие куры, и выходили бабки к поездам продавать убогий урожай своих огородов. И было их много миллионов — по-прежнему бедных, никому не нужных, никчемных людей. Они сидели по своим убогим углам, смотрели в телевизор и узнавали о победах демократического общества. И если вспоминали о них, то тогда, когда требовалось собрать голоса этих никчемных обитателей пустырей, — нехай проголосуют за свободное развитие и цивилизацию. Ах, так они за коммунистов, отсталые ублюдки!

VIII

Так жила страна — причем происходило это не во время войны с врагом, не во время стихийного бедствия, не ввиду землетрясения или эпидемии чумы. Происходило это в стране, которая — по крайней мере на бумаге — была богатой. Добывали сотни тысяч тонн нефти ежедневно — немедленно их продавали, и баснословные цены за продукт каждую минуту делали некоторых людей богачами, то есть ставили их над другими людьми. Происходило это в просвещенном мире, который делегировал своих представителей на кворумы, саммиты, брифинги и конференции, — где одни воры сообщали другим ворам о том, сколько они украли. Происходило это ровно в то самое время, как некий процент населения (гораздо меньший, чем процент голодающих) возводил средиземноморские виллы и устраивал балы. Эти ловкие люди тратили многие миллионы на то, чтобы месторождения природных ресурсов — единственное, чем могла еще жить страна, — принадлежали именно им и никому другому, чтобы их потребительская корзина была заполнена с верхом, навсегда, с гарантией. Происходило это одновременно с тем, как члены правительства (то есть профессионалы, заботе которых было вверено население) делались миллиардерами и миллионерами. Происходило это тогда, когда все доподлинно знали — сколько стоит место депутата парламента, какого размера взятку требует министр, какой процент от сделки получает премьер, сколько стоит дача лидера либеральной партии. Происходило это тогда, когда многие десятки миллионов тратились на отделку апартаментов президента, его самолет, яхту, виллу летнюю и виллу зимнюю. Происходило это тогда, когда многие сотни миллионов тратились на декоративную отделку интерьеров Кремля. Происходило это тогда, когда коррупция сделалась не только нормой — но единственной формой управления страны, и другой формы не существовало. И ловкие люди, правящие страной, уверились, что ведут страну ко благу, — а что благо будет не сразу у всех желающих, так что ж с того? Существование правителя — показатель блага общества. На то и существует историческое движение, чтобы двигаться от важных пунктов к менее важным. Движется история помаленьку — но в направлении прогресса, понятное дело.

Почему, любопытствовали иные люди, склонные к формальному мышлению, почему бы деньги, пущенные на новые интерьеры Кремля, не истратить на приют для сирот или, скажем, на больницу для раковых заболеваний? Так ведь есть уже одна клиника, отвечали им. Ну, две пусть будут — пригодятся. А, все равно не хватит денег, отвечали им. На больницу — четыреста миллионов нужно, а на отделку дворцовых апартаментов пустили всего триста. Но добавить же можно? Из тех средств, что на яхту потрачены. Но — не добавляли. И так не хватало на яхту. Изыскать бы, из чего еще деньги выжать. За это уже заплатили налог? А — за то?

Но если дело обстоит так, что те, кто управляют обществом, живут неизмеримо лучше, чем те, кем они управляют и за чей счет живут, — такое общество заслуживает только одного определения: это подлое общество.

И поганое, подлое общество говорило само себе — устами телевизионных комментаторов и социологов, устами прогрессивных художников и журналистов, — что все к лучшему в этом лучшем из миров. Взят верный курс — а если еще не пришли в движение мерзлые серые деревни, то сами виноваты.

И развлекали творцы своих князей — малевали для них квадратики и кружочки, устраивали свободолюбивые выставки и авангардные концерты, скакали по сцене, самовыражались. И начальство, благосклонно щурясь на своих шутов, самовыражалось тоже. На тех же самых основаниях, на каких в социалистическом обществе утверждалось социалистическое искусство, в воровском обществе существовало воровское искусство: во все века идеологическое искусство славит начальство, просто при тиранах славят тиранию, а при ворах — славили воровство.