— Прекратите дрожать, — сказал Луговой. — Смотреть на вас противно.
— Все вокруг? — спросил из-под ладоней Кузин. — Неужели все? Каждый? И Аркадий Владленович Ситный? — зачем-то спросил он про министра культуры. Для чего ему было знать про Ситного, он и сам не понимал.
— Аркаша Ситный? — Луговой выпятил сухие губы, стараясь изобразить полный рот Ситного. — Ну кому же Аркаша нужен? Какой с него прок? Выше подполковника губошлепу не дослужиться. У него и в заместителях-то выше майора никого нет, — но какого заместителя имел в виду Луговой: Леонида ли Голенищева или известного хозяйственника Шуру Потрошилова, — профессор Кузин так и не узнал.
— Не о том думаете, профессор, — продолжал Луговой, — вовсе не о том. Не о сотрудниках госбезопасности думать надо, не шарахаться от старых знакомых — а вдруг они тоже сотрудники? — пустое это занятие. Подумайте о мире в целом, о своей стране, о долге интеллигента. Ведь есть же такое понятие — долг интеллигента. Что же я, в самом деле, вас учу — вы и сами должны понимать. Научитесь, наконец, видеть проблему в целом.
Вы зачитывались Чарльзом Пайпсом-Чимни — ах как ловко трактует о России, как метко, как проницательно. Как бескомпромиссно рассуждает, мудрец такой. Читали вы Пайпса-Чимни — и другим, таким же, как вы, интеллигентам, передавали, книжечку под подушку на ночь клали. А утром, за чаем — жене, да с волнением: правду узнали о своей стране, теперь по совести жить будете, выставите счет толстожопой России. А вы знали — это так, между прочим, — что Пайпс-Чимни был советником по обороне американского президента? Ракеты, боеголовки, бюджет на оборонные расходы. Морская пехота, миноносцы, подлодки. Рутина, согласен. Скука некультурная. Не вашего интеллигентного ума дело, понимаю. Но вы бы хоть поинтересовались для полноты картины, отчего милейший джентльмен Пайпс-Чимни нашу немытую Россию критикует, а Америку — никогда. Вы факты не сопоставляли никак? Нет?
Что у нас там дальше по программе? Развал страны, если не ошибаюсь? А развал мира отчего не рассматриваете? Вы на каких именно бедствиях остановиться хотите?
Топорик, тот, что вы в гостиной со стенки прихватили, Борис Кириллович, он из Руанды привезен. Давно я его привез, из экскурсии. Еще до резни привез, до того, как свободомыслящие просветители там бойню организовали. Там, в Руанде, именно такими топориками людей и порубили. Вы бы полюбопытствовали — из научного интереса хотя бы, — что там, в этой богом забытой дыре, приключилось? Все-таки много людей поубивали, Борис Кириллович, много народу в расход пустили. С другой стороны, они же — негры. Черномазые, так сказать. Мы, русские просветители, им сострадать не обучены. Хотели было нас пролетарские вожди обучить интернациональной солидарности, да наука не прижилась. Мы вот Европу — глубоко понимаем, а негритосов как-то не очень. Но в Руанде как раз европейцы и постарались. Знаете, как вышло? Жило-было одно племя — а потом вдруг разделилось на два. Это европеец, благородная душа, им, негритосам сраным, паспорта выписал — и разделил народ пополам. Он, голубь, Леви Стросса начитался, ему отличиться хотелось, перед друзьями в ресторанчике похвалиться социальным строительством. Что ж он — цивилизованный человек, или нет? Вот он и отличился — правда, напутал малость. Двух племен там, как оказалось, не было и в помине — то, что он принял за обозначение племенных различий, в ихнем дикарском языке обозначало наличие коровы в хозяйстве. Ну, перепутал ученый. Ну, увлекся социальным строительством! Что теперь говорить! Паспорта выписаны, прогресс вспять не повернуть! Миллион человек убили, Борис Кириллович. Это много, Борис Кириллович, это довольно много. И убивали (даром, что приобщились к новым паспортам) совершенно нецивилизованными методами — все больше топорами кромсали. Да вы не бойтесь, Борис Кириллович, не этим именно топориком — этот я давно привез, лет двадцать назад. Не этим топориком, но точно таким же.
Вы слыхали когда-нибудь про Восточный Тимор, Борис Кириллович? Сколько там народу искромсали — и ведь не пискнул никто, промолчала прогрессивная общественность.
(Борис Кузин не особенно интересовался географией. В сочинениях ему приходилось прибегать к примерам из жизни цивилизованных народов, дабы предъявить читателю наглядный образчик хорошей и справедливой жизни. Цивилизованные народы селились в Европе, географию Европы Кузин представлял. Восточный Тимор, однако, не входил в число европейских стран, и Кузин не знал об этом месте ничего совершенно.)
— А индонезийская резня вас волновала? Та, давняя, европейцами учиненная? Нет, не сильно? Вы, полагаю, нетвердо представляете себе, где именно находится этот внеисторический кусок земли. А как насчет Конго, как насчет премий, которые начисляли бельгийским колонистам за отрезанные руки и головы? Давно дело было — но еще помнится. Метерлинк, правда, про это не писал, все больше о синих птицах.
Луговой допил кальвадос, высосал все до капли из рюмки, покатал крепкий напиток за щекой.