Учебник рисования

— Опомнитесь, — сказал Луговой Рихтеру, который растерянно сделал шаг вперед, — вы ли это?

— Я его запорю! — крикнула старуха. — Давай, пора!

— Сядь на место! — крикнул Луговой, обернув лицо свое к Рихтеру. И Рихтер вздрогнул, увидев его лицо — жестокое и сухое. — Сядь! И под ногами не путайся, интеллигент.

— Держи! — завизжала старуха. — Сейчас! Давай! Хватай! Уйдет!

Соломон Моисеевич, подчиняясь властному голосу старухи, схватил Лугового за руку. Он вцепился обеими руками в левую руку противника, сжал, что было сил, но по тому, как провисла рука Лугового у него в пальцах, понял, что поймал пустой рукав. Рукав синего шевиотового костюма Рихтер комкал в ладонях и тянул на себя — на это движение ушли все слабые силы Соломона Моисеевича, дыхание его сбилось. Луговой рванулся; страшная энергия обнаружилась в жилистом теле чиновника. Легко, словно и не держал его никто, прошел он по комнате, и Соломон Моисеевич потащился за ним, спотыкаясь, цепляясь за пиджак Пуговица с пиджака отлетела и щелкнула по паркету. Сорвался с плеч Однорукого Двурушника дорогой пиджак от Бриони, и, потеряв равновесие, упал вместе с пиджаком на пол старый Рихтер. Здоровая рука Лугового оставалась еще внутри пиджака, он силился выдернуть ее из рукава, дергал пиджак на себя, волоча за собой Рихтера по паркету. Наконец он руку выдернул, отшвырнув Рихтера в сторону. Рихтер на коленях полз за Луговым, цепляясь за пиджак, а старуха Герилья прыгала подле них, норовя просунуть нож между телами.

— Пусти! Вошь кабинетная! — И Луговой хлестнул Рихтера по щеке.

Пустой рукав Рихтер выпустил и отполз в сторону. Луговой окончательно освободился от пиджака, кинул пиджак на пол.

— Каков денек, — заметил Иван Михайлович, глядя на Рихтера без особой злобы, скорее с интересом, — второй раз меня сегодня убивают. Можно констатировать наличие революционной ситуации в стране, не так ли? Ситуация, однако, нестандартная. Низы, те, как и положено низам, ничего не могут, но вот верхи определенно все еще хотят. Я, например, проголодался, есть хочу. Заболтался с вами — пора бы и перекусить. Вас не приглашаю, поскольку не нахожу ваше общество привлекательным.

— Вы ударили меня, — сказал Рихтер с пола растерянно.

— В порядке самообороны, Соломон Моисеевич. Ударил я вас несильно.

— Вы подлец, — сказал Рихтер, — вам будет стыдно.

— За то, что не дал себя зарезать? Логично ли это рассуждение? Удивляюсь я вам, Соломон Моисеевич. Умным я вас никогда не считал, но вот не думал, что вы — сумасшедший. Может, в дурдом вас определить? — сказал Луговой раздумчиво.

— Вы опасный негодяй, — сказал Рихтер. — Я проучу вас.

— Сдам-ка я вас, Соломон Моисеевич, в лечебницу, — сказал Луговой, — вам в психушке самое место. — Он смотрел сверху вниз на Рихтера, как глядит врач на больного. — Право, лучше для вас ничего и не придумать. В больницу, решено. И собеседников там найдете, да и вообще — порядок должен быть. Психи — в больнице, воры — в тюрьме. А мне вот обедать пора. Вами охрана заниматься будет, разрешите откланяться.

— Уйдет, — взвизгнула старуха и, подскочив, быстрым, четким движением сунула нож в Лугового. Иван Михайлович сильно ударил ее по запястью и охнул: нож, повернутый острием вверх, распорол ему ладонь.

— Да ты сбесилась! — крикнул он.

— Сейчас, — шипела Герилья, — сейчас я его достану.

Она широко размахнулась справа налево и наискось ударила ножом, но возле самого тела Лугового перехватила нож из правой руки и нанесла неожиданный удар левой, снизу вверх, в горло, как бьют гаучо. Луговой, закрываясь плечом, ушел в сторону, и нож рассек воздух, не причинив ему вреда. Герилья снова поменяла руку с ножом и ударила еще раз — и снова Луговой отклонился, и нож прошел мимо.

— Бойкая, — сказал Луговой, — бабенка.

Он слизнул кровь с руки, попробовал ее, как дорогое вино, почмокал языком. Потом сплюнул.

— Ну, иди сюда, — позвал Луговой старуху. — Яви революционную прыть.

Чиновник стоял набычившись посреди комнаты, и внезапно стало ясно, что он непобедим.

— Ты не знаешь, — прошипела старуха, — как мы умеем драться.

Она шла на Лугового прямая, черная, непримиримая, и нож блестел в ее руке.

Но следующего удара старуха сделать не сумела. Чиновник подскочил к ней и кулаком сбил Герилью на пол. Она упала тяжело, сразу всем костлявым телом, плашмя.

— Есть кто-нибудь? — крикнул Луговой в коридор, и квартира наполнилась шагами.

Вошла гвардия Лугового, те молодцы, что всегда дежурили неподалеку. Рассредоточившись по дому, на площадках лестниц и в парадном всегда находились люди. Чеченские охранники, услужливый Сникерс, шофер и вертлявые секретари — все те, кого посетитель дома на Бронной мог принять за запоздалых гостей, кинулись в гостиную.

— Возьмите ведьму, — сказал Луговой и указал через плечо, и челядь двинулась, повинуясь приказу. — Держите ее, — но Марианны уже не было в комнате. Как успела уползти она, и куда? Как смогла скрыться? Вот здесь лежала, посреди комнаты — и нет ее больше.

— Кого брать-то? — спросил Сникерс и распушил усы.

Луговой озирался, злоба исказила его сухое лицо.