На прощание барон продемонстрировал Грише свое последнее приобретение - картину первого русского авангарда: полоски и кружочки. Гузкин посмотрел на полоски благосклонно, но вместе с тем и придирчиво-строго - так именно и должен смотреть профессионал.
- Что ж, - сказал Гузкин, - это шедевр.
- Думаете, подлинник?
- Здесь и здесь, - Гриша тронул пальцем края одной полоски, которая ничем не отличалась от других, точно таких же полосок, - могут возникнуть вопросы. Но в целом - вещь несомненная.
- А эти места? - и барон повторил жест Гриши и потрогал края злополучной полоски.
- Возможно, неудачная реставрация.
- Что вы посоветуете делать с этими местами? - спросил барон озабоченно.
- Я думаю, надо оставить, как есть: вещь должна иметь свою историю.
- Вы полагаете?
- Думаю, да.
- Гриша, - сказал барон, - я хотел бы, чтобы вы сформировали мою коллекцию. Задачу определю так: история двадцатого века - от авангарда до Гузкина.
- Барон, - сказал Гузкин, вспомнив уроки Ефима Шухмана, - у меня крайне мало свободного времени.
- Я понимаю цену вашего времени, Гриша.
- Надо, надо покупать авангард, - сказал Кротов, - рекомендую обратиться к Розе Кранц, она представляет уникальное собрание.
- Хорошее состояние картин? - уточнил Гриша. Он уже чувствовал себя ответственным за коллекцию барона. В конце концов, он чем-то обязан этому милому человеку.
- Исключительное; словно вчера нарисованы.
- Разумеется, в любой серьезной коллекции надо вести отсчет от Малевича, - сказал Гриша, подумав.
- Это не требует доказательств, - сказал барон, - кстати, вас Клавдия пригласила на завтрашний обед? Приходите с Барбарой к восьми.
VIII
Барбару, однако, Гриша с собой на прием не взял. А как было ее взять? Совершенно невозможно. Отговорившись тем, что идет с Эженом Махно в русскую компанию, Гриша оставил Барбару дома одну, предупредил Эжена о возможной проверке и бросился через мост - в квартал Сен-Жермен. Ситуация складывалась двусмысленная: Портебали были общими друзьями, однако затруднительно будет брать Барбару к ним теперь в гости. Гриша вошел в мировой перечень художников - следует считаться с этой ролью и выполнять присущие ей обязанности. У графини собираются знаменитости: культуролог Умберто Эко, знаменитый жонглер цирка Амар, который кидает одновременно аж шесть колец, музыкант Ростропович и, конечно же, цвет художественной культуры мира. Гриша должен там быть - это не обсуждается. Но уместно ли присутствие Барбары? Надо отметить - если уж ставить точки над i, - что пребывание Гриши в этом кругу во многом обусловлено его личными отношениями с Клавдией. Так не является ли простой формой ответной любезности по отношению к графине не делать того, что ей будет неприятно? - Сомневаюсь, сказал Гузкин Шухману, - что Клавдия мечтает видеть Барбару рядом со мной. - Ее можно понять, подтвердил Шухман, - даже оставив в стороне ваши амурные истории, не стоит забывать, что Барбара - немка. Не всякий француз простил в сердце своем бошей. - Ah, so? - сказал Гриша Гузкин, и ему стало легче на душе. Вот оно как, оказывается. А он-то, бесчувственный человек, все придумывал причины, по которым не следует брать Барбару в гости, и в расчет не брал национальную галльскую гордость и честь. А как все просто оказалось. Чувство чести, подумал Гриша, часто недооценивают, а напрасно: весьма часто именно честь и может пригодиться.