Учебник житейской науки (СИ)

Мечтать о счастье – как смешно!

Когда всё в жизни решено,

Когда как воду вновь и вновь

Ты проливаешь чью-то кровь.

И снизу дно, и сверху дно,

Кругом темно.

И даже днём в твоё окно

Не светит солнце.

И ночью беззвёздно

В твоей душе!

Счастье, Счастье!

Что это слово значит?

Счастье, Счастье!

А мне нужна удача.

Листья должны были вот-вот осыпаться с деревьев окончательно, кругом царили серость, мрачность и холод, а особняк, казалось, умер – никто более не приезжал к графу и не собирался его навещать, видимо, вовсе. Гастон же вовсе не выходил из своей комнаты, сидя возле Оливера, которому с каждым днём становилось всё хуже и хуже. Волкодав его, по всей видимости, был болен чумкой, что могло привести к двум исходам – либо пёс умрёт, либо после долгих мучений придёт в себя, расписываясь в своей полной беспомощности.

В этот день Оливер почти не открывал глаза, уже подёрнувшиеся белёсой плёнкой, дышал хрипло, с трудом – сильная грудь волкодава тяжело поднималась и опускалась. Мужчина мог посчитать каждую его кость – настолько больное животное исхудало. То ли присвист, то ли хрип вырывались из его разгорячённой пасти. «Быть может, граф что-то может с этим сделать?» – промелькнула мысль в голове Гастона, и он уцепился за неё, как утопающий за соломинку. Этот пёс был ему дорог, как родной сын. Во всяком случае, будь у Гастона сын, он бы испытывал к нему именно такие чувства – нежность, ответственность и бесконечную любовь. Оливер помогал ему не провалиться в пучину горя, а он не мог позволить псу умереть.

Поднявшись с пола и бегло погладив волкодава по голове, охотник покинул комнату и почти бегом направился к покоям графа, что в последнее время почти не заходил к нему. Но что он мог сказать? Имел ли он право вот так заявиться к Рудольфу и потребовать помощи для своего пса, когда сам был самым обыкновенным рабом? Замерев на мгновение перед дверью, мужчина решительно постучал и, не дожидаясь ответа, ворвался в комнату, застав Рудольфа за чтением толстенной книги. Граф, совершенно ошарашенный такой наглостью, вскинул на Гастона взгляд и даже чуть приподнял брови:

– Где-то пожар?

– Моему псу нужна помощь, – заявил мужчина, захлопнув за собой дверь и сделав несколько уверенных шагов к креслу.

– Ах, это, – хозяин особняка отложил книгу на соседнее кресло и закинул ногу на ногу, словно никуда не торопился и совсем не проникнулся проблемой Гастона. – Аннет мне про это говорила. А так же сказала, что ему уже ничем не помочь.

Отчаявшийся Гастон уже хотел было отступить, но он был твёрдо уверен, что у Рудольфа обязательно должно быть что-то, о чём он не говорил, а потому он склонился над графом, едва не схватив его за сюртук:

– Ты, вшивый, высокомерный графишка, – рыкнул он, на миг углядев в глазах Рудольфа тень страха, а оттого лишь осмелев, – я здесь мучаюсь только потому, что ты в любой миг можешь сделать что-то с Оливером. И если ты…

– Ты мне угрожаешь? – поинтересовался Рудольф, чуть вскинув бровь и огладив набалдашник трости, что стояла рядом с креслом, отчего горло мужчины вмиг сдавил золотой ошейник. – После всего, что я для тебя сделал, ты смеешь мне угрожать, неблагодарный мальчишка?

Волна отчаяния и жгучей обиды мигом захлестнула охотника, отобрав оставшийся воздух в лёгких. «Сделал?! Ах, сделал?!» – про себя взревел мужчина, но смог лишь захрипеть, повалившись на колени и схватившись за шею, вновь и вновь пытаясь чуть отодвинуть ошейник, чтобы сделать глоток воздуха. Рудольф наблюдал за его муками до тех пор, пока губы пленника не посинели, а затем вновь коснулся трости. Жадно глотнув воздуха, брюнет повалился на пол, прямо к ногам графа, тупо уставившись на мыски его лакированных сапог. Когда же взгляд его и сознание прояснились окончательно, мужчина приподнялся на локтях и поднял на Рудольфа умоляющий взгляд:

– Ну что тебе стоит, Рудольф?

Хозяин особняка содрогнулся всем телом, изумлённо уставившись на своего пленника. Мало того, что взгляд его был столь затуманен горем, так в голосе слышалась искренняя мольба. Казалось – вот оно! Стоит только позволить псу умереть, и сломленный пленник будет полностью принадлежать ему, но что-то, шевельнувшееся в груди хозяина особняка, не позволило ему поступить так. Рудольф приоткрыл было рот, но не мог подобрать слова. Как объяснить Гастону, что он может вылечить псину только единственным способом, и тот его хозяину наверняка не понравится? Как рассказать всё то, что крылось за его поступками?

– Прошу, – взмолился мужчина, уцепившись за полу сюртука графа. – Рудольф. Только одна единственная просьба – больше ничего не нужно. Только помоги моему псу.

Скрипнув зубами и поджав губы, мужчина поднялся с кресла и поправил одежду:

– Хорошо, подожди.

Он говорил сухо и даже слегка хмурился – он понятия не имел, как это скажется на Оливере, какие негативные последствия будут. Но знал точно – волкодав будет жив. Гастон проводил графа взглядом, внимательно следя за тем, как он скрывается за дверью уборной. Несколько минут ничего не происходило, а затем дверь вновь приоткрылась и граф кивнул мужчине на дверь:

– Идём.