Учебник житейской науки (СИ)

Вивьен же жадно наблюдал за тем, как губы мужчин сплетаются в поцелуях, как разгорячённые, влажные языки ласкают друг друга, то и дело показываясь в просветах или вовсе обводя губы, как руки Гастона касаются ЕГО Рудольфа, вырывая из груди новые и новые стоны. Правда, и блондин, не будь дурак, не упускал возможности ласкать брюнета, едва дыша. Он с восхищением и желанием смотрел на то, как пальцы Гастона принимаются растягивать задницу графа, ритмично проталкиваясь внутрь, чуть раздвигая стеночки тесного прохода. Ах, как там было тесно! Как горячо! Эта потрясная задница не могла не нравиться. Даже самому ярому любителю женщин.

А затем на смену пальцам пришла плоть Гастона. Рудольф к тому моменту даже слегка восстановился, и привычный ясный, цепкий взгляд янтарных глаз ухватил Вивьена. Чуть изогнув губы в улыбке и пошире разведя ноги, чтобы любовнику было удобнее, граф кивнул Вивьену на напряжённую задницу Гастона, что был так увлечён процессом ласки возлюбленного, что и не заметил ничего. Однако, когда его ягодицы грубо раздвинули, а внушительная плоть блондина крайне болезненно ворвалась в его задницу, мужчина вздрогнул всем телом и сдавленно зарычал, оглянувшись на Вивьена и смерив его абсолютно бешеным взглядом. Однако, когда он, вновь вернувшись к графу, наткнулся на его ясный взгляд, рассудок его едва не покинул. Счастье захлёстывало охотника вместе с болью и удовольствием, когда он начал двигаться, насаживая любовника на свою плоть и насаживаясь задницей на член Вивьена. Казалось, все распри между ними были забыты, пока мужчины пытались вернуть возлюбленного графа к жизни, отдавая собственную энергию, собственные тела. Губы Вивьена ласкали шею брюнета, пока он стискивал его ягодицы до синяков, резко, грубо двигаясь в нём и сладко порыкивая, хотя и представлял себе Рудольфа. Его изящное, но сильное тело, покорное и изгибающееся под ним. Его ласковые ладони, нежную кожу, пылкий взгляд. Ах, эти губы, что так приятно целовать до опьянения!

Меж тем Гастон, не отдаваясь мечтам, ласкал самого живого оборотня, сильно вталкиваясь в него, вылизывая и покусывая нежную кожу у него на шее, сходя с ума от тонкого, пряного аромата, зарываясь носом в его волосы, что разметались по подушке.

– Живи, – судорожно постанывал Гастон у него над ухом, не переставая вталкиваться в жаркую тесноту тела возлюбленного, задыхаясь от безысходности и желания. В груди стало нестерпимо тесно, когда руки мужчины сомкнулись на его плечах, а губы коснулись разгоряченной кожи позади уха.

– Жив, пока жив ты. – выдохнул ему на ухо граф, заставляя содрогнуться всем телом и едва не кончить.

Охотник бы никогда не подумал, что столь банальная, приторно-сладкая фраза сможет вызвать в нём такую бурю эмоций, на грани между счастьем и безумным горем, что вспыхнуло от банального осознания – без своего графа, что стал для него абсолютно всем: смыслом жизни, дыханием, частью его самого – он не проживёт и дня, даже если его и будут останавливать. «Мой!» – судорожно повторял про себя Гастон, всё активнее двигая бёдрами, насаживая мужчину на собственный член и насаживаясь на плоть Вивьена в ответ.

Пользуясь тем, что нежные руки Рудольфа столь выгодно подставлены ему самому, Вивьен принялся сладко целовать каждый палец, то и дело проходясь по ним языком, изредка даже прикусывая нежную кожу. Его всего трясло от ненависти и бессилия – сейчас он не смел откинуть прочь любовника своего господина, хотя раньше имел на то все права. Главное, чтобы сейчас его прекрасный граф был жив! Убить, убрать с пути Гастона, и занять его место, чтобы всегда быть с мужчиной, отдавать ему всего себя, лишь бы подпитывать его, отдавать ему свою жизнь, чтобы жил. «Живи!» – с придыханием думал блондин, ощутимее дрожа и врываясь в тело Гастона, но, затем, не выдерживая и изливаясь в жаркую тесноту. Его словно бы прошило разрядом тока, а в глазах всё помутнело. Он чувствовал запах семени Гастона и Рудольфа, когда они кончили, чувствовал запах их страсти и всё больше сходил с ума. Скинув с графа его любовника, блондин закинул стройные, дрожащие ноги мужчины себе на плечи и ворвался в растраханное отверстие, чем вызвал крик, полный боли – всё же, он оказался слишком груб с графом, хотя сам того не замечал. Им управлял его Зверь, желая получить свою Добычу. Мужчина резко двигал бёдрами, выскальзывая из задницы графа и вновь врываясь на всю длину, не обращая внимания на потёки крови и спермы. Ему было плевать на то, что Гастон вгрызался в его спину и рвал его кожу и мышцы на части, пытаясь оторвать от возлюбленного. Он исступлённо двигался в теле графа, порыкивая и постанывая:

– Мой!.. Рудольф, ты мой!.. Любимый!..