Учебник житейской науки (СИ)

Глубокие тени пролегли под глазами мужчины, глаза приобрели мутный, лихорадочный блеск, а губы вновь стали напоминать раскалённый песок пустыни. Мужчина хрипло, шумно задышал, глаза его стали мутнее, зрачки сжались до состояния едва заметных щёлочек. Гастон едва успел подхватить перенервничавшего оборотня перед тем, как он готов был поздороваться с грязным, пыльным полом.

– Лекаря! – взвизгнул продавец, но Гастон кинул ему мешочек золотых на стол и, попутно схватив стопку книг, перевязанных крепкой шерстью, вместе с возлюбленным, покинул магазин, не забыв оскалить клыки в хищной улыбке в сторону бывшей возлюбленной:

– Всего вам доброго.

Снаружи стало ещё более душно, пыль поднималась в воздух, а Рудольф на руках мужчины дышал всё более хрипло, задыхаясь. Слуга, почуявший опасность, уже подогнал к магазину лошадей с каретой и помог Гастону уложить Рудольфа внутрь. Следом явились и другие оборотни.

– Что с Рудольфом?! – тут же рыкнул Вивьен, порываясь заглянуть в карету, но Гастон схватил его за грудки и остановил.

– Не приближайся! Ему слишком плохо, чтобы обращать на тебя внимание!

Отпустив ошарашенного и ещё более злого блондина, мужчина вскочил в карету и бросил кучеру небрежное: «Скачи в поместье во весь опор, остолоп!» Карета тут же двинулась прочь из города к поместью графа, за ними следовали другие две кареты.

Рудольф лежал, уложив голову на колени Гастону, что с ужасом смотрел на возлюбленного. Тёмные разводы сосудов проступили сквозь его бледновато-жёлтую кожу, капельки испарины выступили на высоком лбу мужчины, слабо мерцая в едва заметных лучах заходящего солнца, пробивавшиеся сквозь тёмно-вишнёвые занавески кареты. Хриплое, с придыханием дыхание мужчины срывалось с раскалённых губ, даже волосы его стали влажными от того, что происходило с прекрасным графом. Мир словно бы рушился прямо на глазах у Гастона – любимый мог умереть у него прямо на руках!

– Только держись, мой граф! Прошу тебя! – судорожно шептал Гастон, то и дело целуя влажный лоб мужчины, отирая его платком, склоняясь к впалым щекам, касаясь высоких скул. – Держись!..

Глубоко в ночи кареты остановились у особняка Рудольфа, но мужчине уже стало чуть лучше. Он несколько раз открывал глаза, смотрел на Гастона мутным взглядом, с облегчением, хрипло выдыхал и вновь проваливался в забытье. Выйдя из кареты и взяв мужчину на руки, Гастон широким шагом направился в особняк, где, добравшись до их общих покоев, уложил Рудольфа на кровать. Через четверть часа к ним явилась Аннет с настойками, травами и тут же, оттолкнув Гастона, принялась врачевать брата, стараясь вернуть ему жизнь хотя бы на один день. В углу комнаты тенью замер Вивьен, ожидая приговора от сестры возлюбленного, не менее измученным и испуганным взглядом смотря на прекрасного графа, что ходил по тонкой грани между жизнью и смертью, балансируя из последних сил. Наконец, перевес произошел в сторону жизни, и Рудольф с мучительным стоном открыл глаза, ещё не понимая, что происходит. Гастон же готов был рвать на себе шкуру, лишь бы отдать часть своей жизни любимому, чтобы тот дольше мог дышать вместе с ним. Хоть один день! Перед смертью не надышишься.

– Любимый! – охотник кинулся к графу, тут же падая перед кроватью на колени, беря слабую руку мужчины в свои и принимаясь покрывать поцелуями, ужасаясь смертельным холодом, что источала некогда нежная кожа, теперь ставшая чуть шероховатой. – Любимый!

– Гастон? – хрипло позвал граф и, чуть приподнявшись на локтях, уставил на него невидящий взгляд мутновато-золотистых глаз и судорожно облизывая губы. – Прости, что-то мне нехорошо. Зрение ни к чёрту.

– Я исправлю, любимый. Исправлю! – шепнул мужчина, памятуя слова Аннет о том, что следует использовать крайне тесную близость, чтобы немного восстановить оборотня. А лучше поделиться к тому же собственной кровью. – Вот увидишь, мой граф, всё вернётся на круги своя!

Губы Рудольфа изогнулись в улыбке. Такой родной, притягательной, чарующей! Ловя каждый жест мужчины, каждый его вздох, каждое едва заметное трепетание ресниц, охотник избавился от одежды, даже не обратив внимания на то, что Вивьен поступает точно так же. Возможно, в глубине души он даже обрадовался – ведь тогда граф получит больше жизненных сил! Стянув одежду с Рудольфа, что с любопытством чуть щурился и прислушивался, Гастон приник к нему всем разгорячённым телом, принимаясь осыпать поцелуями, не переставая ласкать, жалея, что может целовать только смертную оболочку, а не душу графа. Ему хотелось касаться струн его души, чтобы доставлять то самое «неземное наслаждение», которое невозможно передать словами, которое находится за гранью понимания, осознания, но которое можно лишь дарить и чувствовать. Мужчина несколько недоверчиво раскинулся под ним, ловя каждое прикосновение, отзываясь на пылкие поцелуи любовника, что словно сошёл с ума вместе с ним.