Учебный плац

— Удивительно, просто удивительно.

В прошлом он командовал всеми солдатами в Холленхузене.

За данное шефом разрешение оглядеться на его земле они все хором поблагодарили, но таким невнятным «спасибо», какого мне до сих пор никогда еще не приходилось слышать. Шеф еще сказал:

— Я дам вам провожатого. — А мне шепнул: — Присмотри за ними, чтобы чего не попортили.

И мы отправились по солнцепеку, в воздухе стоял нескончаемый треск и звон, и еще будто лопалось что-то, словно лопались стручки, — разлетались семенные коробочки. Мне незачем было оборачиваться, я знал, что шеф смотрит нам вслед и улыбается своей непроницаемой улыбкой.

Не впереди, я шел не впереди, а держался сзади, останавливался, когда они останавливались, все ожидая, что они меня о чем-нибудь спросят, но они ни о чем меня не спрашивали, только время от времени дружески мне кивали, чаще всего однорукий, у которого пустой рукав был засунут за пояс. Именно он помахал другим, желая им что-то показать на земле, там, у однолетних теневыносливых вишен, он описал круг, повернулся, указал в том направлении, где когда-то стояли макеты домов, а другие столпились вокруг него, вглядывались в землю, затем повернулись и стали смотреть в указанном направлении, им было понятно то, к чему их побуждал и призывал однорукий, но по их лицам и по тому, как они держались, я видел, каких усилий им стоило что-то здесь опознать.

И так как мне не терпелось выяснить, что же они ищут, я молча к ним приблизился, пошел в хвосте группы, стал среди них, когда они остановились; и один что-то припомнил, припомнил место, где увяз учебный танк.

— Наш учебный танк, — сказал человек в полосатой красно-белой рубашке. — Он, по всему видно, здесь стоял, — сказал он, — точно здесь, — и прямо указал на наши кусты смородины, отогнул ветки и отпустил, у него уже не оставалось сомнений, что учебный танк некогда стоял именно там, и он повернулся к однорукому и напомнил ему, как они вдвоем должны были уничтожить танк, вскочить на него сзади, установить магнитный подрывной заряд, спрыгнуть и — в укрытие. Поскольку однорукий утвердительно закивал, вздохнул и закивал, я не стал вмешиваться и говорить им, что учебный танк стоял совсем в другом месте, посреди наших грушевых участков.

Они не лезли в посадки, шли по дорожкам, которые мы оставляли для нашего узкоколесного трактора, лишь иногда шарили ногой или палкой по краю посадок, рыли и шарили, но ровно ничего не находили. Один, который все сам себя спрашивал, куда же подевались карликовые ели, он в первую очередь именно их искал, выводил рукой по воздуху линии из низины и сказал наконец, что однажды среди карликовых елей проспал ночные учения и проснулся победителем, так он сказал.

У валуна, когда мы стояли у валуна, тот, в полосатой красно-белой рубашке, не удержался, чтобы не изобразить нам, как он со своим пулеметом однажды укрылся за бесформенным камнем, и утверждал, что отсюда у него был идеальный сектор обстрела, и, конечно же, он захотел его сейчас вновь отыскать, но спустя немного, обведя взглядом наши участки тиса и туи, поднялся на ноги и признал, что здесь, видно, слишком многое изменилось и идеального сектора обстрела теперь уже нет. От меня он не узнал, как мы поступили с валуном. Они были явно разочарованы, растеряны, я это заметил и уже подумывал о том, не извлечь ли для них кое-что из моих тайников, сувениры, которые они скорей всего искали, кокарды и пуговицы, монеты и гильзы, или еще пряжку от ремня, или армейский нож, но, поскольку мы все это сами нашли, я с шефом, это принадлежало нам, и я решил, что лучше все эти вещи сохранить.

На командном холме все уселись; под палящим солнцем участки словно бы дрожали — бесконечные шпалеры, идущие с юга на север; и один из них сказал:

— Похоже, они выстроились на смотр, эти деревца и кусты, будто на долгую поверку.

А другой добавил:

— Это наша смена.

Что искали те двое возле старых сосен в направлении железнодорожной насыпи — этого никто не знал; они просто отделились от своих и пошли туда, стали отмерять шагами какой-то участок, но ошиблись, взяли за исходную точку группу из трех сосен и снова стали там что-то обмерять, после чего обследовали землю, они не копали, не рыли, а лишь осматривали ее и иногда ковыряли носком башмака. Поднявшись к нам, они больше помалкивали, уселись и закурили, но потом один из них сказал:

— Ничегошеньки, вы здесь ничегошеньки уже не найдете. Все, что от нас осталось, они пробороновали.