Ведь это обещание есть предварительное упорядочение от века всего будущего. Но с помощью пророков обещание становится во времени и в человеческих словах. И удивительное достоинство Бога в том, что даже сверх вечного обещания он обещает в человеческих словах, и не только устных, но также письменных.[86]
Поскольку экстатическое переживание, выраженное в богословии Лютера как феномен веры, предполагает получение обетования о том, что еще не свершилось, его нельзя приравнивать к возвышению до славы Божьей. Напротив, в соответствии с Лютеровской
И поэтому тех, которые, как Давид заметил, любят суету, а веру считают менее важной, он почитает лжецами, потому что они считают своим благом то, что не есть благо, и, хотя они чрезвычайно ничтожны, себе они кажутся возвышенными. И потому удивительно, каким образом он одновременно называет себя ничтожным и находящимся в исступлении, однако потому, что он признает себя ничтожным и жалким с помощью исступления.[87]
Экстатическое состояние — по своему определению — феномен веры, восприятие будущего, которое еще не наступило. И наоборот: всякая истинная вера обладает структурой
Вера, которую обретает человек — это чудо Святого Духа. Вера есть нечто большее,
Потому самая трудная вещь есть вера во Христа, что она есть восхищение и удаление от всего того, что человек чувствует внутри и снаружи, к тому, чего ни внутри, ни снаружи он не чувствует, а именно: к незримому, высочайшему, непостижимому Богу.[88]
Наконец, в этом шестом последнем и совершенном состязании ведется борьба со смертью и преисподней, каковой род борьбы ведется не с людьми и не за временное и духовное, но в духе, более того, вне и выше духа в том высшем исступлении, где никто не слышит, не видит, не чувствует, кроме духа, который с неизреченным ревом требует святых и каким-то образом борется с самим Богом.[89]