Однако смысл авторской критики связан вовсе не с этим, а с тем, что в определение покушения не введено создание условий, без которого причинение в принципе невозможно. С подобным необходимо согласиться еще и потому, что реально при покушении действию–исполнению предшествует действие–создание условий и в такой ситуации причинение представляет собой единство того и другого. Однако при этом необходимо учитывать следующее: 1) не всегда имеют место при покушении действия по созданию условий, иногда они отсутствуют; 2) в теории уголовного права и в судебной практике твердо установлено, что последующие действия по исполнению преступления охватывают своей опасностью и опасность предшествующих действий по созданию условий, что исключает по общему правилу отдельное рассмотрение создания условий и вменения его лицу, за исключением тех случаев, когда создание условий имеет самостоятельное криминальное значение (например, хранение или ношение оружия). Именно поэтому не следует вводить в определение покушения еще и создание условий в том или ином виде (например, в виде так любимого автором посягательства, находящегося за пределами деяния–исполнения). Именно поэтому не следует соглашаться с определением покушения, предложенным М. П. Рединым: «Покушением на преступление признается посягательство на объект преступления, сопряженное с умышленными действиями (бездействием) лица, непосредственно направленным на совершение преступления, если при этом преступление не было доведено до конца по независящим от воли этого лица обстоятельствам»[411]
.Можно ли как–то изменить ситуацию и попытаться ликвидировать указанные недостатки? Представляется, да. На наш взгляд, изложенную часть законодательной дефиниции следует определить так: «…исполнение преступления от его начала до частичного наступления результата включительно». Подобное позволяет достичь многого. Во–первых, исключить из понятия покушения термин «совершение преступления», носящий неопределенный характер, и иные критикуемые термины. Во–вторых, сразу отграничить покушение от приготовления путем указания на то, что здесь мы уже сталкиваемся с исполнением преступления, а не с созданием его условий. В-третьих, показать, что нейтральный термин «исполнение» охватывает возможность и действия, и бездействия. В-четвертых, термином «исполнение» более тесно «привязать» неоконченное преступление к соседнему по структуре уголовного закона и теории уголовного права соучастию через соисполнителя и с законодательным определением субъекта преступления, где следует выделить самостоятельную норму, регламентирующую деятельность исполнителя преступления. Необходимость подобного вызывается требованием определиться с наименованием индивидуально действующего лица; размежеванием его с понятием «субъект», что явно не одно и то же; неприемлемостью опосредованного исполнения в качестве соучастия, т. е. в таком случае более четкой станет системность уголовного права. В-пятых, показать этапы исполнения преступления, на которых возможно покушение, «от его начала до частичного наступления результата». В-шестых, потребует научной разработки понимание начала исполнения, которое не менее важно, чем окончание преступления, но тем не менее остается малоисследованным наукой уголовного права.