Ученик

– Скряг у нас не любят, – сказал подмастерье, выразительно глядя на новенького. – Показывай, сколько у тебя денег. Нужно, чтобы каждый, кто на огонек заглянет, смог хотя бы кружку пива за твое здоровье выпить.

Сразу за воротами Дома, на другой стороне улицы оказалось заведение "Боевой конь" – место, где "мертвоголовые" обычно проводили свободное время. Денег Урса, конечно же, на все не хватило, но пожилой, дородный хозяин легко вошел в положение новичка. Убрав дукат с "соплячком" в объемистый кожаный кошель, владелец пивной назвал недостающую сумму и предложил кредит. Без каких-либо процентов.

А потом был вечер, когда Урс сидел во главе длиннющего стола в самой большой зале заведения. Столешницу загромождали миски с жареными, обильно начиненными чесноком колбасками, ковриги ржаного хлеба и бочонки пива. Вокруг, все время меняясь, шумно угощались ученики и подмастерья из отряда – новые товарищи Урса. Почти никого из них, за исключением нескольких человек, с которыми познакомился в дороге к Лемелю, он не знал, но это было неважно. Теперь успеется.

Время от времени в залу входил кто-нибудь из мастеров. Урс тут же вскакивал и подносил почтенному гостю кружку с пивом. "Мертвоголовый" стукался ею о посудину новичка, неспешно выпивал, закусывал. Потом, снисходительно пробормотав что-нибудь одобрительное, уходил.

Почтительно умолкавшие на время визита старшего, ученики и подмастерья снова принимались галдеть. На самого Урса внимания почти не обращали, только поначалу и то недолго. Этому он был даже рад. Пара часов и незаметно для себя парень сильно опьянел. Приходилось прилагать немалые усилия, чтобы держаться на ногах. С трудом соображая, что происходит, он часто, вызывая насмешки, выбирался во двор отлить. Пошатываясь, возвращался, чокался с кем-нибудь из зашедших, а потом в какой-то момент будто сознание потерял. Очнулся, правда, не в корчме под столом – у себя на кровати. Видать, Диш, не оставлявший его и вечером, позаботился, привел в комнату.

С облегчением подумав, что пирушка вроде бы прошла как надо, Урс свернулся калачиком и покрепче смежил веки. Порадовался, что в ближайшие несколько месяцев пить ему точно не придется. Не на что будет: все грошовое жалование ученика пойдет трактирщику в уплату долга. Хорошо хоть о крыше над головой и еде думать уже не нужно.

 * * *

Указательный пальчик Элоизы погладил на бедре мужчины бугорок – недавнюю рану от стрелы:

– Сильно болело?

Не открывая глаз, лежавший на спине капитан равнодушно ответил:

– Нет. Я редко чувствую боль.

Зевнув, добавил:

– На мне все заживает, как на собаке.

– Я знаю, Руди, – с грустью сказала девушка.

Нагнувшись, она поцеловала на груди любовника старый шрам от удара пикой:

– На тебе просто живого места нет.

Пухлые губки нежно коснулись бледной полосы меж ребер. Затем, благоговейно, словно прикладываясь к святым мощам, Элоиза поцеловала рубец на покрытом рельефными мышцами животе. Мужчина слегка вздрогнул. Пробормотал:

– Э-э… Щекотно. Перестань.

Улыбнувшись, девушка послушно отодвинулась. Вытянулась рядом. Прижавшись, чмокнула в щеку. Прошептала в украшенное золотой серьгой ухо:

– Я тебя так люблю… аж сердце щемит. Как первый раз увидела, так и влюбилась.

Усмехнувшись, Меродер легонько шлепнул молоденькую подружку по обнаженной ягодице:

– Врушка. Тебе тогда года четыре было, а может, и того меньше. Только в Дом переехали.

Снова зевнув, он убрал руку любовницы с живота и сел. Спустил ноги на пол, широкие ступни утонули в мягчайшем, глубоком ворсе заморского ковра. Почесал слегка зудевшую рану на бедре. Хотелось есть и пить. Меродер окинул оценивающим взглядом принесенный девушкой ужин на столике у кровати. Не ужин, а так, закуска, чтобы утолить легкий голод. Жареные куропатки, зелень, ломти ветчины и пшеничного, свежеиспеченного хлеба. Все красиво разложено на старинном трофее – золотых тарелках с гербом маркграфа Эк.

Не забыто и вино. Серебряный кувшин с любимым Рудольфом десятилетним белым, рядом, в графине – вишневая наливка. На сладкое, в изящной раковине-вазочке – разноцветные цукаты.

Меродер потянулся за куропаткой. Разорвав, протянул половину Элоизе:

– Хочешь?

Та отрицательно покачала головой. Поправила упавшую на лоб прядь золотистых волос. Зубы мужчины вонзились в мясо, откусили. Мощные челюсти мерно задвигались, глаза рассеянно уставились на огонь в камине.

– А все-таки я тебя люблю с того самого дня, как впервые увидела, – в голосе Элоизы слышался вызов. – Ты был такой огромный, сильный, красивый…

Она принялась гладить широкую спину капитана, где шрамов было не меньше, чем на груди и боках:

– Одиннадцать лет прошло, а ты все такой же: ни капельки не постарел.

Неопределенно хмыкнув, мужчина зашвырнул обглоданные кости в пламя. Взметнулся и опал вихрь огненных искр.

– Глупости, – буркнул Меродер, беря с блюда еще одну куропатку. – Постарел… – он быстро, несколько раз откусил от хорошо зажаренной тушки. Невнятно, с набитым ртом проворчал:

– Все стареют… Я тоже.