Ученик

– Эт ты "папашины" слова повторяешь, я помню, – он шутливо погрозил приятелю пальцем. – Любил старикан Йоган с кафедры порассуждать, что Максу Первому следовало после победы распустить Рейхстаг. А власть перед смертью брату передать, раз сына не было… Если бы он так поступил – года бы не прошло, как опять бы война началась. Принялись бы орать: "за что императорскую корону для Макса добывали, копья друг с дружкой ломали!". А так каждый получил свою косточку и успокоился. Шутка ли, до сих пор всякий барон, лишь бы майорат в ценз укладывался, нос вверх дерет – от него зависит кому на трон садиться!

– И ничего хорошего не получилось, – упрямо заявил фон Бакке. – До Макса был Великий совет из семерых венценосцев, а сейчас двести пять делегатов благородного звания и двадцать один от Вольных городов. Скоро дойдет до того, что Цеха себе право выбирать государя потребуют!

– Ну, эт тебя, братец, занесло, – Фридрих допил пиво. – Мастеровщина и купцы свое место будут знать всегда. Осел благородному жеребцу не ровня! Слушай, я тут просмотрел твою просьбу, – он тряхнул бумагой, – вижу, что прево с судьей у вас в Мевеле много о себе возомнили. Парня этого, похоже, зазря в "мешок" упекли.

– Конечно, – фон Бакке остановился. – Цимм себя оговорил под пыткой. Ты же читал показания старухи и заключение лекаря? Рана на голове арестованного…

– Подожди, не части, – поморщился комиссар. – Рана, показания. Ерунда это все, по большому счету. Тут главное, что судья свою компетенцию превысил. И прево. Они дело должны были мне переслать. Дальше бы я уже решал, кто и как убил.

– Так я же об этом в самом начале написал, – подхватил фон Бакке. – Все нарушенные параграфы перечислил. Насчет имперского тракта, где ювелира убили, и прецеденты привел…

– Да, – зевнув до хруста в челюстях, чиновник озабоченно потрогал нижнюю. – И прево ваш про Рухт небылиц наплел.

– Никого он туда не посылал. Высосал все из пальца. Девки, показания которой к делу приобщили, уже год, как в Рухте нет. А трактирщик Ганса в глаза не видел и от Фогерта к нему никто не приходил. Я лично по дороге заехал, проверил, показания записал. Предупредил, что свидетелем вызову.

– Верю, верю. Ты у нас всегда дотошный, въедливый такой был. За эт тебя и папаша Йоган отмечал. Ладно, прикажу, чтобы писарь бумагу подготовил. Судье пару строчек черкну… У тебя с ним как?

– Хорошо, – фон Бакке подошел к приятелю, похлопал по плечу. – Спасибо, Фридрих. Я сегодня уезжаю, но перед отъездом, сразу после судьи, мы с тобой пообедаем. Клиенты платят за все! Упьемся, как когда-то в Университете. Все равно я назад в санях поеду. Кстати, можно будет и кости кинуть, – он подмигнул. – Помнится, школяром, тебе всегда везло.

– Хочешь мошну облегчить? С удовольствием.

– Я же сказал – платят клиенты. Десяток золотых – беднее не станут.

Комиссар состроил якобы недовольную гримасу.

– Двадцать звучит куда приятнее, – сказал он ухмыляясь. – Я бы как раз…

Он не договорил, вопросительно поглядев на фон Бакке. Тот развел руками, ответил, что все зависит от благосклонности госпожи Фортуны…

– Осмелюсь предположить, что она тебя скорее любит, чем нет, – закончил он, и приятели расхохотались.

– Я не против, – Фридрих оживился. – Смотри, пить будем не ваше мевельское пойло, а лучшее, что найдется у трактирщика.

Фон Бакке снова хлопнул старого товарища, и сказал, что в заведении, где они обедали, есть бочонок с виноградника барона фон Типпа. Из Вереешской долины, самого теплого места на всем Северо-Востоке. Оттуда, где на горных склонах созревает лучший сорт винных ягод, из которых давят отличное красное вино. Замечательно пойдет под жареную оленину, или зайчатину, тушенную с капустой и грибами.

– У меня аж слюнки потекли, – причмокнул комиссар. – Все: с делами я на сегодня заканчиваю, – он схватился за колокольчик, затряс:

– Жак, позови-ка сюда секретаря. Быстро!

* * *

Обедня завершилась, но не успел прево оставить церковь, как к нему обратился служка. Поклонившись, мальчишка передал приглашение навестить отца Сервиуса. В силу некоторых причин монах, обитавший в монастыре св. Августа, состоял духовным наставником служителя закона. Со своим подопечным святой отец встречался не часто – пять-шесть раз в год. Вопросы, которые при этом обсуждались, на взгляд Фогерта лишь косвенно касались его души. Хотя пути Господни неисповедимы, не грешному мирянину было судить об этом.

– Уже иду, – ответил прево служке. – Можешь не провожать, я дорогу знаю.

Свернув в нужный коридор, хранитель закона, не торопясь, направился к монастырскому скрипторию, рядом с которым располагалась скромная келья отца Сервиуса. Невзрачный на вид служитель церкви был склонен к занятиям теософией, что странным образом сочеталось с не менее увлеченной работой в монастырском хлеву. Изучение богословских трудов чередовалось с очисткой от навоза свиных загонов и тасканием ведер с помоями. Видя своего благодетеля, входящим с новой порцией кухонных отходов, жирные свинки поднимали оглушительный визг…