Читаем Ученик афериста (СИ) полностью

Старик жестом пригласил (приказал?) мне присоединится к трапезе.

— Я не симулянт, — спокойно сказал он, достав из портсигара сигариллу.

Теперь я понял, почему балкон все время был открыт. Сеньор выветривал запах табака.

— Три года назад на мой дом действительно напали, — сказал он. — И я действительно получил пулю.

— В позвоночник?

— В спину, — уклончиво ответил старик.

Я снова потянулся к бокалу, доев огурец, который судорожно грыз.

— Но вы не стали парализованным? — спросил я.

Сеньор Сантана покачал головой.

— Я не понимаю, сеньор Саната. Зачем этот спектакль?

— Конечно, не понимаешь, — кивнул старик. — Потому что ты еще молодой и глупый.

— Так объясните молодому и глупому, — совсем обнаглел я.

Но старик, кажется, был благосклонен.

— Ты знаешь кто я, так ведь?

— Да.

— Тогда знаешь, что я управляю самым сильным латиноамериканским картелем. В моем подчинении около шестидесяти четырех тысяч человек по всему миру.

Я не ожидал таких цифр, поэтому немного замешкался.

Моя неосведомленность в том, что такое вообще наркокартель, никак не вязался с тем, что я несколько лет работал на один из них в Англии. Я был уверен, что это что-то вроде склада, полного запрещенных товаров и продавцов, которые его доставляют до потребителя.

Оказалось, что наркокартель в разы крупнее и могущественнее. По крайней мере тот, который держал Диего Сантана.

— Среди этих шестидесяти четырех тысяч человек есть один, а может и несколько, а может и большая часть, которые работают на два фронта, — произнес мафиози.

— На конкурента? — спросил я. — Стукачи что ли?

Старик кивнул.

— Как с языка снял. Стукачи. Их виной пять лет назад боевики картеля-конкурента впервые напали на этот дом и снесли моей жене голову, — жестко сказал он. — В прямом смысле снесли, нанизали ее на пику у ворот. Тогда мои люди отбили атаку, а я увеличил охрану дома. Три года назад мои планы снова кто-то слил конкуренту, тогда же я получил пулю.

— Мне жаль, что с вами это произошло, но я все еще не понимаю, — сказал я.

Мафиози налил мне еще вина.

— Пока я сижу в коляске и не подаю признаков жизни, я остаюсь в тени, — сообщил он. — У меня повсюду есть «уши»: в доме, в делах, везде. Так что не думай, что я не знаю тебя, парень. Недели моим «ушам» вполне хватило, чтоб узнать, с какой целью ты приехал сюда вместе с Флэтчером.

У меня внутри все похолодело.

— Сеньор Сантана, я не хотел и не хочу вас обманыва…

— Перестань мямлить, я уже наслушался твоих откровений, когда ты тут каялся.

Я осекся.

Но старик не стал развивать тему дальше.

— Когда ты беспомощный мученик, ты видишь и слышишь больше, чем если ты сидишь во главе стола в окружении тех, кому, казалось бы, доверяешь, — заверил он. — Ты видишь суть вещей. Понимаешь, кто действительно верен тебе, а кто и оказался этим стукачом.

— Вы нашли его? — поинтересовался я, впрочем, ничуть не сомневаясь.

Я уже понял, в чем был смысл безучастно сидеть в коляске под видом парализованного.

Сеньор невесело улыбнулся.

— Их, — подтвердил он. — Да, парень, я нашел их. Они сидели по правую руку от меня за общим столом и были очень осторожны.

— В этом и смысл вашего… недоброго здравия? Быть незаметным, смотреть в окно, усыплять бдительность тех, кто вас сливает, и просто ждать, пока ваши «уши» вычислят их?

— Ну можно и так сказать.

Я снова осушил бокал.

— А как же Альдо? — вообще осмелел я.

— Не разводи драму, моим детям плевать, жив я или овощ в коляске, — отмахнулся мафиози. — Как видишь, моя дочь не дежурит под дверью, а Альдо появляется только тогда, когда атташе притащит его за шкирку.

Когда старый мафиози говорил об этом, в голосе его не было ни горечи, ни обиды, что показалось мне странным. Впрочем, не станет же сеньор Сантана жаловаться на одиночество незнакомому парню, вдобавок, Наземникус описывал старика непробиваемым, с железными нервами и полным отсутствием искренних человеческих чувств.

Внезапно я вспомнил часть из своей исповеди перед «парализованным» и перепугался.

— Сеньор Сантана, то, что я сказал об Альдо… — залепетал я. — У вас замечательный сын, я лишь…

Старик Сантана сомкнул кулак, словно поглотив мой словесный поток, потому что я мигом умолк.

— Слишком много слов, — протянул он. — Я прекрасно знаю, какой он. Это не его вина, я слишком много позволял ему всегда, особенно после смерти его матери.

Я смутился, уже пожалев, что поднял эту тему.

Мафиози отставил пустую тарелку и придвинул блюдо с воздушным пирогом, покрытым грейпфрутами и апельсинами в желе.

— Попробуй, клянусь Богом, вкуснее пирога ты еще не ел. Повар не выдает его рецепт даже под дулом пистолета.

Я послушно отломал вилкой кусочек.

— Ну да ладно, черт с ним, с Альдо, — закурив, отмахнулся старик Сантана. — Лучше скажи, что мне делать с тобой.

— А давайте я принесу вам еще винишка.

— Сидеть.

Заерзав на стуле, я возвел глаза к католическому кресту, висевшему над кроватью.

— Зачем вы выдали себя? — возмутился я. — Сидели бы себе тихонечко, я бы поныл еще пару минут и ушел.

Старик Сантана закинул ногу на ногу и отодвинул занавеску в сторону.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза