Читаем Ученик афериста (СИ) полностью

Снова наслаждаясь вином, вкуснее которого не пил еще ничего, я поинтересовался:

— Но как вы нашли его?

— Ты упомянул, что парня, которого Флэтчер кинул на деньги, звали Финн, — сделав глоток, сказал мафиози. — Ну и пазл сложился.

— Вам достаточно имени, чтоб найти человека? — ужаснулся я.

— Нет, конечно. Я знаю этого паренька, — признался сеньор Сантана. — В последний раз я, правда, видел его полугодовалым, когда Флэчтер оставил его мне как залог, что привезет деньги, которые украл. Правда, он слинял и появился уже в этой стране лет пять спустя, меня вскоре депортировали из Штатов как нелегального мигранта, спасибо, хоть не посадили, а ребенка вернули матери.

— Так, стоп потоку информации, — поднял ладонь я. — Вы знаете, что Финн — бастард Флэтчера?

— Конечно, — кивнул старик Сантана. — Бастард… ты где таких исторических терминов нахватался?

— Вы с Флэтчером… работали вместе в Штатах, потом он украл у вас деньги и оставил сына в залог, что все вернет?

— Точно.

— Вас депортировали, а Финн вернулся к матери?

— В точку.

— А Флэтчер потом приехал к вам уже в Коста-Рику с деньгами?

Старик Сантана расхохотался.

— Флэтчер? С деньгами? — задыхался смехом он. — Он приехал за деньгами! Хотел, чтоб я дал ему денег на очередную аферу.

Как это похоже на старого… я даже не удивился.

— А долг? — нахмурился я. — И ребенок?

— Долг так и висит, — сказал мафиози. — А про сына он и не вспоминал.

Я допил вино и налил себе еще.

— Я искал парня, потом, — заверил Диего Сантана. — Если не забрать к себе, то отсылать деньги, крестник как-никак…

— КРЕСТНИК?!

— … но по фамилии Флэтчер я никого с таким именем не нашел, кто бы подходил по возрасту, — продолжил старик. — Скорей всего, он носит фамилию матери.

Все в моей голове смешалось: Финнеас, который за фальшивые деньги не пойми от кого убил свою работодательницу, Наземникус, который оставляет детей в залог и не возвращается за ними, заботливый крестный сеньор Сантана, который использует крестника в качестве цербера для старого знакомого, который нещадно у него ворует.

И в этом треугольнике встрял я. Нет, даже не треугольнике. Будь мы на шахматной доске я бы терся где-нибудь в роли слона неопределённого цвета между белым конем-Наземникусом и черным ферзём-стариком Сантана. И стоял бы на доске позади черной пешки-Финна, но перед черным королем-Альдо, а сбоку от меня стояла бы черная ладья-атташе Сильвия, нацелившись сбить меня с доски при первом же удобном случае.

Вот куда я вписался. В противостояние двух старых друзей. В ситуацию, где один ворует, а другой жестоко за это карает. Господи, насколько же мудрая женщина Рита Скитер, раз, почуяв малейший подвох, собрала вещи и покинула страну.

— Что мне делать? — только и спросил я.

— Слушать меня и никогда не обманывать.

*

Оставив позади свои тревоги и страхи, я решил снова ломать голову над тем, как вывезти Альдо из дома.

«Империус тебе в помощь, Ал, и мелкий садист поедет туда, куда ты скажешь» — упорно твердил внутренний голос.

Прогнав эти мысли, которые, при их исполнении, явно выведут на мой след хоть какое-нибудь министерство магии (как же так, в который раз магия против маглов!), я решил думать усерднее.

Из своей комнаты я старался не выходить — под дверью неустанно дежурил Финн, который, чую, жаждал прострелить мне голову за пощечину и все хорошее, что было.

Ранним утром следующего дня меня осенило. Видимо стресс, помноженный на то, что совсем скоро здесь будет резня, способствовал быстрому мышлению.

— Альдо, — постучал я в дверь его комнаты.

И, не дожидаясь матерных комментариев в своей адрес, вошел.

Альдо, одетый в снежно-белые льняные штаны, лежал на животе и, ковыряя вилкой в мягком вишневом пироге, очень походил то ли на зажравшегося ангела, то ли на древнегреческого бога распиздяйства, то ли на довольного сытого кота.

Вытянувшись на кушетке у окна, он облизал вилку и вопросительно поднял брови. Видимо, у него был забит рот пирогом, что помешало послать меня с порога.

Один из телохранителей хмуро взглянул на меня.

Я же закрыл дверь перед носом «своего телохранителя».

— Как только меня начнут убивать, я тебя позову, иди отсюда, посчитай листья на пальме, — бросил я.

Альдо фыркнул.

— Чего надо? Я занят.

— Это чем же? Не даешь своей булимии скучать? — поинтересовался я. — Я пришел спросить, какого ляда ты не в школе?

— Я не хожу в школу.

— Поверь, Альдо, достаточно поговорить с тобой пять минут, чтоб понять, что твоя школа закончилась двумя классами образования, — кивнул я. — Или тремя?

Альдо протянул телохранителю тарелку и, смахнув с голой груди крошки, поднялся с кушетки.

— Я второй год на домашнем обучении, — ядовито произнес белобрысый.

— Финн, убивают! У него нож! — заорал я не своим голосом. Альдо покрутил пальцем у виска, а в комнату тут же вбежал мой телохранитель, с пистолетом наготове. — Ложная тревога, показалось.

Финн, метнув в меня ненавистный взгляд, вышел в коридор, захлопнув дверь.

Альдо звонко рассмеялся.

— Мне нравится, когда ты над ним издеваешься.

— А мне нравится, когда подростки, особенно такие, как ты, ходят в школу, — вернулся к теме я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза