Я вдруг рассмеялся.
— А если будет внучка?
— Что ж я, идиот? Я и розовый заказал. С кристаллами Сваровски. Ты, главное, помни, что с внуками тянуть нельзя.
— Буду иметь в виду.
— Иметь надо не в виду, а мою дочь. Причем тщательно. Не заставляй меня заходить и проверять.
Офис картеля был под стать атташе дона Сантана. Если Сильвия выглядела как типичный офисный работник, пусть и очень богатый, то и офис выглядел так, словно в нем занимались не отмыванием денег и различными вопросами картеля Сантана, а деятельностью совершенно любой компании, не замешанной в криминале.
Множество персонала, компьютеры, принтеры, цветы в горшках, кофемашины, большие кипы документов, папки с бумагами, вечно звонящие телефоны, симпатичная девушка за стойкой у лифта.
Что такое наркокартель в моем понимании несколькими годами ранее? Огромный склад с мешками нелегального товара, бородатые боевики, вооруженные до зубов, и мелкие дилеры в темных переулках. Сейчас я стоял в офисе. Богатом офисе картеля Сантана.
Не успел я и рта раскрыть, чтоб задать мафиози вопрос, как мы вышли из лифта. Сплошное окно во всю стену открыло вид на город с высоты птичьего полета, а при виде балкона, на котором, опираясь на перила, курили сотрудники, у меня даже голова закружилась.
— Диего! — послышался голос атташе. — Отлично.
Сильвия подписала у секретаря какой-то документ и, поправив на плечах белый пиджак, схватила старика Сантана за локоть.
— Ты пойдешь со мной на совет директоров.
— Нет, — насупился старик. — Я приехал проверить офис и забрать коньяк из кабинета. Привет, Моника!
— Доброе утро, сеньор Сантана, — улыбнулась секретарь.
— Сеньор Сантана! — приветственно крикнули курившие на балконе.
— Мы идем на совет директоров, и это не обсуждается, — сказала Сильвия. — Я всегда была твоим голосом разума, поэтому не спорь со мной.
— Что ты со мной делаешь? — вздохнул мафиози.
— В конце будет фуршет.
— Так что же мы стоим, — мигом подобрел дон Сантана. — На фуршет надо пойти.
— Мне нужно забрать у вас какие-то документы, — встрял я, поняв, что про меня забыли.
Сильвия обернулась.
— А, точно, забыла, — протянула она. — Значит, идешь в мой кабинет, находишь на столе красную папку. Везешь ее домой, оставляешь в кабинете сеньора Сантана. Справишься?
Я кивнул.
— Извините, — улыбнулся я секретарю. — А где кабинет Сильвии?
— Прямо за дверью, — кивнула секретарь.
Все оказалось просто. Прикрыв за собой стеклянные двери, я осмотрел светлый кабинет с большим красным кожаным диваном и большим фикусом в кадке, подошел к полукруглому столу, на котором и рыться в поисках папки не пришлось: вот она, лежит, одна-единственная, возле крохотного горшочка с декоративной зеленой травой.
Особо не интересуясь, что там за чудо-документы в папке (все равно ни черта не пойму), я воровато порыскал по ящикам стола, скорее из чистого интереса, нежели с целью наживы. Затем отодвинул легкую дверь шкафа-купе и, к своему вящему изумлению, не обнаружил там ожидаемого обилия папок и бумажных накопителей.
Это оказалась небольшая комната, вроде встроенной гардеробной, но ни вешалки с одеждой, ни полки с обувью я не обнаружил. Вместо этого посреди комнаты оказался небольшой мраморный сосуд на тонкой ножке, похожий на садовую поилку для птиц, однако посреди пустой крохотной комнатки, вдобавок плохо освещаемой, он оказался более чем не к месту.
Я заглянул в сосуд и безумная догадка озарила мою голову.
Я стоял возле Омута памяти.
Возле сосуда, в котором некоторые волшебники хранят воспоминания. Волшебники.
Я нахожусь в кабинете атташе Сильвии.
— Показалось, — мотнул головой я. Если моя жизнь напоминает пазл, то только что из него выпал огромный фрагмент общей картинки.
Содержимое мраморного сосуда поблескивало. И я, из чистого любопытства, наклонился над ним.
Открыв глаза, я завертел головой. Секунды хватило для того, чтоб: а) понять, что сосуд оказался действительно Омутом памяти; б) я нахожусь уже не в кабинете атташе Сильвии, к которой у меня накопилось множество вопросов; в) каким-то чудесным образом мой стереотип о картеле сбылся.
Я оказался в не то сарае, не то заброшенном строении, с хлипкими стенами и низким потолком, под которым болталась лампочка без абажура. Пол старый, из гнилых досок, а единственное окно завешено ветошью.
— Где мои деньги?
— А где мой бастард?
Я обернулся и увидел за своей спиной две фигуры: высокую, сжимающую в руке не то автомат, не то винтовку, и низкую, вжавшуюся в стену.
Наземникус осторожно отставил от себя винтовку и поднял ладони.
— Тебя же депортировали. Какого ты снова в Нью-Йорке?
— А тебя посадили. Какого ты еще живой?
— Ну, привет.
— Ну, привет.
Сколько лет назад это было? Наверное, около двадцати. Диего Сантана, опустив винтовку, вышел на свет лампочки и мне открылось его лицо, небритое, с глубоким порезом на щеке, морщинками у хитрых черных глаз.
— Я прощаю тебе бастарда, а ты мне долг, — сказал Наземникус.
— Четверть долга.
— Половину.
Мафиози закатил глаза.