— Фенрир Сивый, позже уже, лет шесть назад, из Азкабана умудрился сбежать, тогда, помню, долго мы друг от друга в лесах бегали, — ностальгически протянул Моран. — Оборотня убить — как два пальца об асфальт, а вот шкуру его забрать, то дело другое. Надо в полнолуние его выследить, и не заклинаниями и пулями в него палить, иначе упадет дохлым, но уже в людском облике, а ружье солью зарядить и солью стрелять, причем по ногам, чтоб обездвижить и шкуру не портить. А потом, когда уже оборотень рухнет, пока живой, шкуру содрать. Что, студент, побледнел?
Не знаю, побледнел я тогда или нет, но поплохело мне изрядно. Моран говорил об охоте так легко, словно речь шла о сборе гербария.
Наземникус рассказывал, что Моран был не вором, как он, а браконьером, хоть и отрицал это. Продавал в Лютном переулке то драконьи кости и глаза, то различных змей и птиц, то еще какую пойманную им же живность. Но то спокойствие, с которым говорил браконьер, пугало больше самого Морана.
— … да, за Сивым побегать пришлось. Клянусь Мерлином, я бы его не завалил, не будь он уже старым и подслеповатым, — с неподдельным уважением произнес Моран. — До последнего отбивался, и даже забрал с собой в могилу мою руку.
Я метнул взгляд на культю, которую Моран всегда прятал под мантией. Моран снова отхлебнул из своего стакана и, видимо, погрузился в воспоминания.
— Да не боись ты, студент, — потрепал меня по плечу Наземникус, словно прочитав мои мысли. — Никто твоего кузена не тронет, время уже не то.
— Не то, — горько отозвался Моран. — Это ж раньше оборотни чем-то вроде скота были. А сейчас — полноправные члены общества, чтоб их… наглеют, твари, права качать стали. Раньше как было: если кого оборотень укусит, из этого тайну делали, не дай Бог кто узнает. Сейчас же если ребенка оборотень цапнет, мамаша по всем инстанциям ходить будет, льготы для своего укушенного чада требовать.
— Да, при Фадже не так было, — завел свою любимую песню Наземникус. — Тогда все они тихо сидели, а сейчас повылезали, митингуют, о правах своих заявляют. Умнее они сейчас стали. И наглее. Того и гляди, с нашим хреновым либеральным правительством главного в этой оборотничей стае в кресло заместителя министра посадят.
— У оборотней есть кто-то главный? — удивился я.
— А как же. Умнее они стали, по одиночке не шастают. А главный, вожак по-ихнему, — самый здоровый, самый сильный и самый жестокий.
— Да не пробьются никогда оборотни, — гаркнул Моран. — Они себе Сивым такую репутацию сделали, что не один век еще отбросами общества быть.
Я молча слушал и даже не знал, что думать.
Одно я понимал точно.
Если все, что говорил Моран об оборотнях правда, Скорпиуса надо срочно спасать от противного братца его молодой жены.
========== Глава 7. ==========
Не менее восьми ночей мне снились волки. Или оборотни. Или просто немыслимые чудища.
Начитавшись об оборотнях в различных магических книгах, старых учебниках, и, наконец, в Его Величестве Интернете, я, казалось, помешался. Само осознание того, что самый настоящий оборотень бродит не просто по Лондону, по наводненным маглами улицам, так еще и наведывается на Шафтсбери-авеню, изредка говорит со мной, пусть и высокомерно, а главное, связан со мной родственными узами, не сказать, что пугало меня, но нервировало определенно.
Я знал, что оборотни есть, я знал, что они опасны, знал, что «где-то кто-то говорил, что они обитают в Запретном лесу», но понимать, что оборотень находится совсем близко… я долго не мог с этим свыкнуться.
Наземникус советовал сидеть на месте, вести нормальную жизнь юного наркоторговца и не высовываться. Тогда я еще не понимал, насколько это дельный совет.
Наверное, какая-то нездоровая тяга к высшей справедливости, которую я впитал с молоком матери, в тот момент била ключом, и я, как и положено законопослушному гражданину магической Британии, с самого утра трансгрессировал в коттедж «Ракушка», милый домик на берегу моря, недалеко от Тинворта.
В этом доме до сих пор обитали Билл и Флер Уизли, даже после того, как трое их детей покинули родные стены: старшая, Виктория, кажется, снимала жилище где-то близ Косого переулка на пару с подругой, Луи «пропал без вести», а Доминик вышла замуж и переехала на Шафтсбери-авеню 17.
Что я хотел рассказывать Биллу и Флер? Зачем я вообще решил лезть не в свое дело?
Хотел ли я утешить супругов, сказав, что Луи жив?
А потом добить известием о том, что Луи — оборотень.
Я уже мысленно прорепетировал диалог, шагая по невысоким холмам к домику, как завидел неподалеку, у самого берега тонкую фигурку, укутанную в черное пальто. Длинные рыжие кудри развевались на сильном ветру, совсем как алый флаг.
Доминик, словно услышав мои шаги, медленно обернулась, убрав волосы с лица.
— Альбус? — поинтересовалась она, увидев меня на холме.
— Привет, — кивнул я, спустившись к кузине. — Ты родителей навещаешь?
Доминик склонила голову и улыбнулась.
— Их нет дома. Утро среды, я и забыла, что они на работе.
Лучистые зеленые глаза Доминик глядели на меня с едва заметным ледяным упреком.